Сибирские огни, 1961, № 10

перебираясь с восточного фронта на западный, в старой, истрепанной кавале­ рийской шинели, в буденовке, я непременно, как только открывали двери кар­ тинной галереи, шел к ней. Часами я неподвижно стоял перед полотном В. Серо­ ва, не отрывая взгляда от теплых синих глаз. Мне чудилось, что они сияли от восторга: «Не забыл меня, вспомнил, пришел!» — казалось, говорил ее взгляд. И каждый раз я уносил радостное, окрыляющее чувство. Все было так же и на этот раз: я уселся на знакомый стул и перевел глаза на полотно. Я точно знал, кем написана картина, но я никогда не обращал внимания на дату , написанную В. Серовым. Девушке, освещенной солнцем, было не более 25 лет. — Какой счастливый возраст ,— подумал я, и глаза мои невольно останови­ лись на дате работы ,— «1888 год».— Ей теперь 80 или 85 лет! — горько поду­ мал я, и от этой мысли защемило сердце. В соседнем зале часы пробили три. «Пора!» — встал я, бросил прощаль­ ный взгляд н а девушку, освещенную солнцем, и вышел на улицу. Усталый, с тяжелым чувством, не помню как , очутился я перед дверью, на которой сверкала медная дощечка «И. С. Ефимов». Я робко позвонил. Послышались тяжелые шаги, разом распахнулась дверь, и на пороге встала могучая фигура богатыря Демидова... Огромное сходство с Никитой Антуфьевым и в то же время разительное не­ сходство. По росту, по богатырской груди, взгляду , движению, властности он на­ поминал основоположника рода Демидовых. Однако Никита Антуфьев рано облы­ сел, глаза его жгли раскаленным железом. У Ивана Семеновича — высокого, стат­ ного старика — превосходная ассирийская борода и на голове серебристый ежик, а большие глаза — синие-синие. Не успел я опомниться, как он сгреб меня за плечи и радостно расцеловал. — Входите, входите, гость дорогой,— очень радушно, сверкая глазами , ска­ зал он и втащил в прихожую. Он провел меня по комнаткам небольшой квартирки, по живописному бес­ порядку которой можно было сразу узнать жилье художника. Из рамок, как из окошечек, выглядывало синее море, над Ялтинским заливом раскачивались тем­ но-зеленые кипарисы. А вот и густолиственные, белоствольные родные березонь­ ки над речушкой!.. Мы обошли все комнатки, кроме одной, в которой лежала больная жена Ивана Семеновича. — Она приведет себя в порядок, тогда...— улыбнувшись, предупредил он. Мы уселись в полутемной столовой. С минуту он пристально рассматривал меня. Я был в военном кителе, без погон, загорелый, свежий после отдыха на курорте. Видимо, он остался доволен осмотром; цепко схватив меня за плечи» потряс и сказал, ослепительно блеснув зубами: — Любо, хорош, хорош, наш уральский кремешок! Минуту спустя он выложил передо мной на столе книгу в сафьяновом пере­ плете. Я раскрыл ее. — Да это письма Прокофия Никитьевича! — сразу узнал я знакомый почерк. — Верно,— подтвердил он .— Удивительно, вы даже почерк моего пра­ прадеда знаете! Потом он выложил передо мной куски материи, коробки со старинными брегетами. Все это меня сейчас мало интересовало, так как было уже знакомо или по рисункам, или по коллекциям Эрмитажа, Русского Музея и другим ред­ ким хранилищам. Мы разговорились. Он плохо знал историю своего рода, и многое я ему рас­ сказал . Он порозовел, распушил ассирийскую бороду, похвалил мой роман. То­ гда он не успел еще прочитать второй том «Каменного пояса». Я рассказал ему