Сибирские огни, 1961, № 10

Сто раз, тысячу раз , до бесконечности... Но писать он уже не мог... Продиктовать? Но разве можно с ЦК разговаривать при помощи сте­ нографистки? Нельзя... Поздно... Так он и знал, что самое важное не поспеет сделать... Илья Иванович на время забылся и увидел себя... Не умирающим стариком, прикованным параличом к своему дивану, а молодым и красивым: проворно и легко, почти бегом, поднимается он на кафедру актового зал а императорского Политехнического института, вызывающе поглядывая на Ученый совет: нахмурившиеся чиновники от науки (такой молодой, а лезет в адъюнкты!), приветливая улыбка Кур- накова, взволнованный Белявцев ободряюще кивает головой, озабочен­ ный Грум-Гржимайло... А в переднем ряду — ученики и товарищи, Сережа Боголепов и М а­ ша, его Маша с букетом цветов на коленях, Маша, которая не сегодня- завтра станет его женой... И квартира на Васильевском... «А каковы там печи? Не дымят? Не холодно ли будет?» И, улыбаясь сквозь сон, Илья Иванович очнулся... Он умирал в полном сознании. Как короткие вспышки зарниц, проносились перед ним видения — страницы рукописей, испещренных формулами... листы ватмана , калек и синек... дымящиеся трубы заводов... цветные лампочки, мигающие на пультах управления... штурмовые самолеты, идущие в атаку... тяжелые танки, дымная гарь над руинами Берлина... дорогие молодые и старые лица , склонившиеся над аналитическими весами... дорогие даты и имена... Тело его умирало. Только чуть заметно билось никак не желающее остановиться неуго­ монное сердце да продолжал свою упорную, неустанную работу мозг под высоким лбом, — большой, тяжелый, великолепно развитый, мозг ученого и мыслителя...