Сибирские огни, 1961, № 10
«Ты прав, мой сын, между нами не может возникнуть проблемы от цов и детей. Потому что ты — взрослый, а я, должно быть, старый ребенок... ...Ты избрал, говоришь, свой путь? Так иди же этим путем, мой маль чик, я знаю, это — путь славы! Ты счастлив? Твой старый отец, твоя мать и сестры только этого и желали тебе всегда: чтоб ты был счастливым... ...Я, конечно, не так болен, как кажется это маме и девочкам. Рабо тай себе спокойно, только не увлекайся, не рискуй! Приедешь в отпуск— увидимся, поговорим... Получили новое горючее? Здорово? Какую сте пень сжатия теперь допускаете?» Дорого стоило Илье Ивановичу это письмо. Но он решил твердо: з а чем мертвым хватать живых? Пусть живое — живет, а мертвое — умира ет.... Умирает со всеми своими пороками и заблуждениями, с несбывши- мися надеждами, порожденными цыплячьими страстишками! Пусть! Борис любил сестер, но, видимо, не особенно принимал их всерьез. Давно еще, когда Борюшка был в последних классах средней школы, Илья Иванович невольно подслушал разговор в комнате девочек. Борис тогда кинул им: — Кто вы такие? Д а просто — м а м и н ы к у к л ы . И никогда больше, никогда он его уже не увидит, Борюшку! Сам ведь от этого отказался. Никогда больше, никогда... Ну хорошо, а мама-то тогда кто же так ая , п а п и н а к у к л а , что ли? Сколько народу его обслуживает, однако: Маша, Канапэ, домработница, садовник, секретари, сейчас еще, вдобавок, сиделка и стенографистка... Кажется, это в штатных расписаниях называется МОП — младший об служивающий персонал. Десять человек обслуги на одного умирающего профессора Чернышева... А не жирно ли? Д а , еще Пе-Пе! Как он мог про него забыть? Ведь был же такой случай: кто-то занес бумаги Илье Ивановичу, которого не было дома. Пакет принял Пе-Пе. Посетитель, на всякий случай, осведомился: — Вы что же это, служите у Ильи Ивановича, что ли? Зять сначала растерялся, потом ответил: — Да я тут, вообще... по хозяйству! А беспощадная Клава подслушала и сделала из-этого очередной се мейный анекдот... Ну бог с ним, с зятем. Вот Маша... Она была ведь в молодости передо вой женщиной, курсисткой. Ее даже как-то чуть не выслали из Петербур га. Потом бегала по совдепам разным, от нее еще махоркой пахло по ве черам... И что он с ней сделал, во что ее превратил? В МОП? Впрочем, что же это он: не могут же все женщины быть такими, как, скажем, Софья Михайловна Трескина? Недаром она, когда его принимали в пар тию, привязалась с расспросами о семье, недаром... Конечно, ей легко рас суждать, но при чем же он здесь? Так сложились обстоятельства. — Неправда! — крикнул Илья Иванович. Но крика не получилось, только стон. Вошла озабоченная Мария Албксббвна! — Хочешь пить, Илюша? Есть боржом, есть чай, есть молочко... Хочешь? Он позвал ее, она подошла к дивану. — Маша, — спросил Чернышев очень тихо, — скажи мне правду: была ли ты... счастлива со мной? Только правду... Мария Алексеевна всплеснула руками: — Илюша, милый, дорогой! Как ты мог такое подумать, как ты только это выговорил! Была ли я счастлива с тобой? О, господи... Я была так счастлива, так счастлива, что этого счастья мне хватит... д аж е тогда... д аж е если...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2