Сибирские огни, 1961, № 10

врачей, пришел к тому же заключению, что и домашний врач: положение профессора Чернышева безнадежно. В прихожей, прощаясь с Марией Алексеевной, доктор Карцев счел своим д о л г о м ей об этом сообщить. Пе-Пе в ту же ночь проболтался об этом жене, и тотчас же тайна стала известна всей семье. На семейном совете решено было всячески скрывать от самого Ильи Ивановича состояние его здоровья (раз он сам ничего не зам ечает) , а также от близких и знакомых, чтобы в разговоре с Ильей Ивановичем кто-нибудь не проболтался. Послали письмо Борису Ильичу в Восточную Германию: пусть демобилизуется и пробудет с отцом хотя последние недели его жизни. Если же он настолько черств, что не видит в этом необходимости, пусть хоть возьмет внеочередной отпуск, по­ ка отец в сознании... Но в семье продолжала еще теплиться надежда: уж слишком не по­ ходил Илья Иванович на умирающего! Он продолжал работать, как ни в чем не бывало, а паралич пока не прогрессировал: нервное, волевое на­ пряжение, во власти которого находился больной, вступало в единобор­ ство с разрушающим недугом и, на первых порах, одержало верх... Илья Иванович вспомнил, что давно еще, когда академик Белявцев страдал затяжным приступом радикулита, привез ему с К авказа толстую суковатую палку, из какого-то диковинного дерева. Теперь Чернышев купил и себе в Москве точно такую же: только на­ балдашник был не белым, костяным, как у Петра Акимовича, а черным, пластмассовым. Рассматривая этот набалдашник, Чернышев припомнил Ленинград, Смольный, светлую кировскую улыбку, свою первую пластмассу, расспро­ сы Сергея Мироновича: «А она не ядовита, детям в рот — можно? А хо­ лодное можно, мороженое, например?» Д а это было давно... И жизнь б ы л а— впереди! А сейчас впереди только... смерть! Ну что ж, пусть пластмасса, его пластмасса послужит ему опорой в эти последние дни жизни... Илью Ивановича беспокоило только одно: а не просчитался ли Бого­ лепов? Действительно ли осталось жить еще ц е л ы х три месяца? А не раньше придет э т о ? Тогда нужно срочно пересмотреть график, что-то сократить, что-то — заменить... Иначе — не успеешь, скомкаешь! И еще одна мысль постоянно тревожила его, после того, как он удач­ но (так ему казалось) провел за нос рабочий консилиум: правильно ли он, все-таки, поступает, обманывая всех, кроме себя? Ведь парторг был, пожалуй, прав тогда: жизнь и здоровье профес­ сора Чернышева — дело сейчас уже не личное, а государственное. Сам-то Чернышев в своем решении, впрочем, исходил также из государственных интересов: если он не станет лечиться, а будет работать до последней ми­ нуты, работать с максимальным напряжением, все недоделанное — будет доделано, а то, что он не успеет довести до конца — приведено, по край­ ней мере, в такое состояние, что его смерть станет для науки почти не­ ощутимой. В последние годы Илья Иванович привык важнейшие деловые вопро­ сы решать только совместно с коллективом. В данном случае он решил единолично, да еще, вдобавок, всех обманул... Нехорошо! Д а и не эго­ истично ли такое решение? И чем больше думал об этом Илья Иванович, тем больше он прихо­ дил к убеждению, что нужно с кем-то посоветоваться, сказать всю правду, начистоту. После консилиума он три дня не выходил из дому: работал. Наконец, приняв твердое решение покаяться, Чернышев направился в институт и, не заходя к себе в кабинет, прошел к парторгу.