Сибирские огни, 1961, № 10
Чернышев уселся на диване рядом с Кубаркиным. Некоторое время они оба молчали. В комнате было почти темно. Только косой луч света из- под абажура настольной лампы освещал зловещую улыбку, застывшую на лице терракотового Вольтера. — Д а убери ты этого типа со стола, — сказал вдруг К убаркин ,— видеть его не могу! И над чем это он смеется? — Он смеется, — охотно объяснил Илья Иванович, — над человече ской глупостью, над невежеством, над предрассудками, над попами... Больше всего — над человеческой глупостью, над глупостью своих современников... — Это он сказал , что если б не было бога, его следовало бы выду мать? — Он! ,— Как же так? — Он презирал народ, Андрей Кузьмич, он не понимал его... В исто рии европейской культуры меня очень занимает судьба двух великих старцев: его да еще Виктора Гюго... Всю жизнь их травили, они вынужде ны были скитаться по чужим краям. Потом, в глубокой старости, перед самой смертью, они получили признание и с триумфом возвратились на родину... Народ выпряг лошадей из кареты старого Вольтера и нес его на руках от заставы до самой квартиры! — Тот самый народ, который он презирал? — Тот самый, Андрей Кузьмич: народ великодушен! Д а овацию-то, собственно говоря, устроили не ему самому, а той эпохе, которой он рас чистил путь своим творчеством... — Вот оно как, — сказал парторг, — да ты ведь, Илья Иванович, в десять раз счастливее этого самого Вольтера, наш народ избавил тебя от какой бы то ни было борьбы, кроме борьбы за твою науку! — Это так... Но мне кажется, что чем труднее борьба, чем больше она стоит жертв, тем дороже победа! Парторг внимательно посмотрел на Илью Ивановича: нет ли скрыто го смысла в том, что он сейчас сказал? Но в комнате царил полумрак, лицо Чернышева было в нем едва р а з личимо. — Да, — сказал задумчиво Кубаркин, — мало я, откровенно говоря, читал об этом самом Вольтере... Вообще мало мы знаем, следовало бы— больше! Руки не доходят... Вот ты, верно, счастливый, Илья Иванович: читай себе, работай над собой сколько влезет! Ты, говорят, в последнее время много стал читать и политических книг? — Да, — неохотно признался Чернышев, — читал кое-что. При этом Илья Иванович сердито глянул на ручные часы: ведь вот— хороший человек, а почти час времени отнял! Уловив этот жест, Кубаркин поднялся с дивана: — Так как же с лечением, все-таки, а? Илья Иванович? — С лечением? — переспросил Чернышев рассеянно. — Знаешь что, Андрей Кузьмич, вот закончу определенный цикл тем, ну, скажем , к осе ни... И тогда отдам себя в полное распоряжение врачей, пусть мучают ме ня как хотят... А сейчас ведь я себя чувствую отлично! И еще даю тебе слово: станет хуже — сейчас же бросаю работу и начинаю лечиться! — Ну смотри, — сказал Кубаркин, прощаясь, — слово держи! А сам подумал: к осени, через полгода? Д а тебя к этому времени и на свете не будет! Но ведь нельзя же тебе об этом так прямо и сказать? А ты ничего и не подозреваешь да и упрям... А может быть, это вообще все преувеличено? Всякое бывает... Миссия жены члена президиума Академии имела не больший успех. Мария Алексеевна д аж е руками на нее зам ахала :
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2