Сибирские огни, 1961, № 10
раскрыл форточку. В трепещущих лучах луны леж ал перед ним сад в своем горделивом зимнем уборе. Ветки сосен гнулись под тяжестью влаж ного снега; он падал оттуда на землю... Остро пахло мокрой хвоей. Пря ный аромат зимнего леса сквозь раскрытую форточку проник в комнату, и Илья Иванович жадно вдохнул его полной грудью... Легкий ветерок донес до него звонкие юношеские голоса. Он при слушался и глянул на часы: так и есть, это идет домой третья, комсомоль ско-молодежная смена опытных мастерских. Он разрешил им ходить в общежитие через свой сад, д аж е ключ дал от калитки: иначе им приходи лось бы делать крюк почти в два километра... Голоса приближались. Разбуженные ими, вспорхнули, стряхивая снег с ветвей, невидимые в темноте воробьи. Илья Иванович подумал: как в камере Вильсона — электроны невидимы, но путь их через пар яс но различим... Т ак и эти птички! Осыпающийся снег отмечает их путь... Как много еще наука , методика должна почерпнуть у природы! Как это мало — полгода жизни! Господи, что же еще можно успеть за такой ко роткий срок! Ребята уже были так близко, что можно было различить отдельные слова. Заметив , что свет от настольной лампы отбрасывает на заснежен ную дорожку уродливую тень его унылой фигуры, Илья Иванович спря тался за портьеру и, притаившись, стал прислушиваться. Звонкий девичий голос, видимо, продолжая какой-то спор, задорно произнес: — Нет, дудки! А я на ракетный факультет не пойду! Очень мало ра дости! Учись пять лет, работай всю жизнь, а дальше ионосферы все рав но не долетишь! На Марс или там на Венеру человечество через сто лет попадет, не раньше! — А может, к тому времени наука так шагнет вперед, что тебе удаст ся продлить жизнь? — возразил чей-то насмешливый девичий голос. Рассудительный юношеский бас добавил: — Ну и не попадешь сама на Марс, что за беда? Не ты попадешь — дети твои попадут. Не дети, так внуки! — Внуки? А может у меня и вовсе детей не будет, что тогда? Взрыв веселого смеха. Потом тот же девичий голос продолжал упрямо: — Нет, не пойду я на ракетный... Я хочу сама все испытать, сама на учиться, сама реализовать! Иначе — неинтересно... Тот же рассудительный юношеский бас добавил: — Сама-а! Будто никого с а м е е тебя нет! Разве мы не для буду щего живем, а для настоящего? Эх ты, ну и сморозила! А еще называ ешься — комсомолка! Не находя, видимо, дальнейших возражений, прерывая спор, девуш ка внезапно, низким контральто, запела про вальс в лесу прифронтовом... Юношеский бас снова вмешался: — Тише! Илью Ивановича разбудим!.. — Так он не спит! Вон у него в кабинете свет горит! —• Еще хуже! Р аз свет горит в кабинете, значит, он работает! Тише, ребята! Выйдем на шоссе — споем! Голоса в саду сразу приумолкли, а Илья Иванович, отойдя в глубь комнаты, к столу, тяжело опустился в кресло. «Милые ребята , они даж е знают окно моего кабинета! И оберегают мой покой... Дорогие мои ребята!» И вдруг Чернышев почувствовал, как из глаз его упала на руку го рячая, одна-единственная, и поэтому особенно горькая, тяж елая стар ческая слеза... А мысли его были уже далеко... Случайно положив руку под аб а
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2