Сибирские огни, 1961, № 10

два куплета — первый и последний. Н а миг мелькнул в сознании смысл латинского текста: «После приятной юности, после скромной старости нас примет земля!» «Да, меня земля примет уже через полгода, — подумал Илья Ивано­ вич, — к черту, не думать об этом больше!» Он поднял бокал. — Товарищи, конечно, это нелепый обычай — пить в Татьянин день... Сентиментальная эта традиция понятна только Марии Алексеевне (он погладил ее седые волосы) и мне... Потому что мы — старики, и это напо­ минает нам нашу молодость! Почему, собственно говоря, отмечать толь­ ко юбилей старого университета? Сотни высших учебных заведений, но­ вые институты возникают буквально каждый день... Если бы мы стали от­ мечать все эти годовщины, пришлось бы забросить все д ел а и выпивать ежедневно! Смех... Аплодисменты... — Но раз уж так случилось, товарищи, — продолжал Илья Ивано­ вич, и в наступившей тишине странно дрогнул его голос... — пусть! Пьем! Я пью за русскую науку, за громадную русскую науку, за самую величе­ ственную науку в мире... Я пью за бессмертие науки, за бессмертную сла ­ ву титанов русской научной мысли, гений которых освещает все пути в будущее... За Ломоносова, за Якоби, за Бутлерова, за Марковникова, Зинина, Менделеева, Фаворского, за ныне здравствующего академика Белявцева. З а советскую социалистическую науку — родную дочь рус­ ской науки, за сотни новых советских вузов, за сотни тысяч советских сту­ дентов, за советскую научную молодежь... Он сел, задохнувшись... Клава , опрокинув стул (всегда она такая сумасшедшая), кинулась его обнимать. Бокал выпал у него из рук и, звеня, покатился по полу... К счастью! К счастью! В этот вечер, кроме своих, членов Чернышевской семьи, были и го­ сти — подруга Клавы по средней школе со своим мужем, приехавшие из Ленинграда, товарищ Бориса — офицер из Германии. Муж Клавиной подруги, ученый-литературовед, рано полысевший, сутулый и близорукий, только накануне вернулся из советской зоны оккупации. Уйдя в свое время рядовым в ленинградское ополчение, он к концу войны стал начальником штаба полка. Его только что демобилизо­ вали. До войны он был доцентом Ленинградского университета, сейчас кафедра его оказалась занятой, он приехал в Москву, в Министерство, за новым назначением. Он только накануне снял военную форму и надел штатский костюм, из которого почему-то вырос, единственный уцелевший штатский костюм, оставшийся невыменянным на хлеб в дни блокады (а вдруг Митя вернется живым и не во что будет одеться?). Литературовед , не научившийся пить даже на фронте, сейчас был пьян. Не потому, что выпил два бокала шампанского: он был пьян еще с того момента, когда снова облекся в штатский костюм. А может быть, и еще раньше, с того дня, когда, стоя на правом фланге замершего полка, выслушал приказ о Победе... Три дня тому назад он был бывшим доцен­ том, литературоведом... Сейчас он, наоборот, бывший майор и бывший начальник штаба полка. Литературовед поочередно подходил ко всем присутствующим и, ус­ тавившись на них тупым взглядом нетрезвого человека, зад авал один и тот же нелепый вопрос: — Вы читали Фильдинга? И, независимо от получаемого ответа, многозначительно мычал: — Ага!