Сибирские огни, 1961, № 10
шиваю тридцать лет? Я не увижу дипломных проектов своих учеников, которые весной переходят на последний курс? Я не загляну сквозь элек тронный микроскоп в тайну механизма катализа? Я не узнаю результа тов работы непрерывной установки, которую сейчас монтирует Макси мов? Я не допишу учебника, я не закончу монографии о химическом гра фите? Кто-то другой будет перелистывать мои рукописи и, путаясь в л а биринте недосказанных мыслей, искать логического обобщения, то есть того, что я сейчас мог бы рассказать за полчаса?» Жизнь, огни неоновых ламп, все это было — второстепенным. Глав ным была — наука, его наука. Пьянящая радость восхождения к верши нам познания природы, штурм все новых и новых укреплений... Всю свою жизнь он отдал этой, ни с чем не сравнимой, головокружи тельной и радостной борьбе. И вдруг такой конец! Физико-химический эпизод, неизбежный финал существования всякого живого организма, так , кажется, сказал Боголепов? Это — невозможно, слишком рано, слишком многое недоделано, это— жестоко и несправедливо! Но ведь нужно же когда-нибудь умирать? Нужно. Только не сейчас, так рано! Еще лет пятнадцать-двадцать! Боже мой, как много можно успеть сделать за пятнадцать лет! Старый мичуринец будет жить и успеет покрыть всю Сибирь своим стелющимся виноградом? Девочка-старуха еще несколько лет будет сту чать каблучками по белым дорожкам в боголеповской приемной? Канапэ будет водить машины по московским улицам? Только меня не будет, только я, Илья Иванович, Чернышев, должен исчезнуть, вдруг, внезапно, на полпути к своей цели. Чушь! Не может это го быть, ошибся Боголепов! Нужно просто— забыть, не думать об этом больше. Карцева — не принимать, жить и работать по-прежнему! Все пройдет, ничего не случится! Забыть! И Илья Иванович твердо решил — забыть! О смерти... По субботам у Чернышевых всегда бывало шумно и весело: единст венный вечер в неделю, который Илья Иванович безраздельно посвящал семье. Это стало традицией, и как сам Чернышев, так и все члены его семьи свято ее соблюдали. И сейчас все были в сборе, только Анка не могла приехать, потому что близнецы болели корью... Зато, как и всегда на семейных вечерах, господствовал Пе-Пе: чрезвычайно аккуратный, в свеженаутюженном пиджачке, с безукоризненной складкой на черных в полоску брюках, Пе-Пе казался олицетворенной семейной традицией. В меру оживленный, он суетился вокруг стола, необычайно ловко откупоривая бутылки, подавал закуски, менял тарелки. Так уж завелось, что на семейных вечерах у Чернышевых Мария Алексеевна сама была гостьей, в эти дни деловитая хлопотливость Пе-Пе полностью освобожда ла ее от обычных хозяйственных забот. Илье Ивановичу была на руку эта субботняя суета. Эти милые род ные оживленные лица, блестящие глаза Клавы, хлопотливость Пе-Пе— все это было реально и ощутимо, в то время как боголеповский кабинет, доктор с лошадиными зубами, форматка ватмана , распятая на письмен ном столе, как бы отошли куда-то по ту сторону сознания... Конечно же, Мария Алексеевна не забыла, что сегодня Татьянин день, как она могла забыть такое? По случаю университетского праздни ка Илью Ивановича встретили шампанским. Доморощенный хор грянул «Гаудеамус игитур», но ничего из этого не получилось, потому что толь ко Мария Алексеевна зн ала все слова песни. Сам Илья Иванович помнил
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2