Сибирские огни, 1961, № 10

— Однако ты наблюдателен! Борис Викентьевич, действительно, бывший ветеринарный фельдшер. Но это было давно. А сейчас он — док ­ тор медицины, доцент и моя правая рука! Так-то, брат, а ты «коновал»... А что крупноват он, это верно: порода такая . Он, в молодости, один на один на медведя хаживал . А руки у него — умные и точные. Совершен­ ный механизм — его руки... И глаз верный! — Так отчего же ты его не послушаешь? В самом деле — уехал бы на Алтай, а? Двадцать лет жизни — это не шутка! — На Алтай? Нет, брат, не поеду! Видишь ли, у меня сейчас три­ ста коек. И все больные, заметь, молодежь, — неизбежные человеческие жертвы этой ужасно Жестокой войны. А я уверен, что больше половины из них мне удастся вернуть к жизни. Нет, не поеду я на Алтай! Потом еще одно, — он понизил голос, — Борис Вакентьевич — формалист, он не понимает главного: клиника — это моя жизнь, ее смысл. Отними ее у меня — я и трех лет не протяну хоть на Алтае, хоть на Марсе. Так-то, брат! Чернышев встал. Все было ясно, пора уходить. Боголепов пошел провожать его в переднюю. Но, уже стоя у раскрытой двери на лестни­ цу, ученые снова разговорились, как это часто бывает с людьми близки­ ми, долго не встречавшимися и не сразу способными нащупать нужную им обоим нить разговора. — Ты женат? Д е т и ?— спросил Боголепов. — Жена все та же? М а ­ шей, кажется, ее звали, твою курсиху? — Вон у тебя память какая! Д а , точно, Маша! Все как полагается — дети взрослые, — Чернышев почему-то нахмурился, — внуки. Семья! А ты? — Я, брат, холост. Старый холостяк! — Что так? — Да, видишь ли, так у меня получилось. Полюбил я в молодости девушку, да не успел ей об этом сказать: шаг — серьезный, все присмат­ ривался к ней... и к себе. А она — возьми да и выйди замуж за другого. Прозевал, в общем, я ее! Так и остался холостяком: другой такой не на­ шел, а подделки не хотелось! Я ведь, как это говорится, однолюб... Д а и ты, видно, тоже? — Так и живешь бобылем? — Нет, как можно! Я живу у племянницы, покойной сестры дочери, Татьяны, если помнишь по Казани. Она теперь — заслуженная учитель­ ница, у нее дети, внуки. Так что и я, брат, в дедушках хожу. Оно и к луч­ шему: хоть и не совсем своя, а все-таки — семья! А то гляжу я на иных наших современников, старых холостяков: живет бобылем, да вдруг и побежит за первой попавшейся пестрой юбкой... И нехорошо получается, неаккуратно! А я вот, благодаря этой своей семье, избежал искуса... вто­ рой молодости! Боголепов виновато улыбнулся и протер очки. — Помнишь,— продолжал он,— «Дым» Тургенева — «...человек слаб, женщина сильна, случай всесилен, примириться с бесцветной жизнью трудно, вполне позабыть себя невозможно... а тут красота и участие, тут теплота и свет, где же противиться? И побежишь, как ребёнок к няньке...> Цитату из Тургенева хирург прочел наизусть, без запинки, как люби­ мые стихи. — По сути дела ,-—добавил Боголепов, — может быть, ко мне все это и мало относится: на бесцветную жизнь я никак пожаловаться не мо­ гу. Впрочем, Тургенев, в данном случае, пожалуй, имел в виду бесцвет­ ность в специальном смысле, одиночество в личной жизни... И этого за собой не помню. Так или иначе, но искуса этого, говорю тебе, я избежал... Вот оно как, брат!