Сибирские огни, 1961, № 10

зрения этой самой врачебной этики (если допустить, что я ошибаюсь, и та­ ковая существует) я, во-первых, не имею права тебя лечить, поскольку тебя пользует Карцев... — Он ничего не узнает, — поспешно перебил его Илья Иванович. Но Боголепов только пожал плечами: — ...во-вторых, я обязан тебя лечить, даже если ты... если твое со­ стояние... безнадежно! — Б езн ад еж но ?— переспросил Илья Иванович. — Существуют два вида правды, — продолжал Боголепов, — можно говорить правду, а можно резать правду-матку... Это — разные вещи! — Мне нужна только правда, — поспешно проговорил Чернышев, — ведь мы с тобой — ученые, нам чужды такие предрассудки, как жизнь и смерть! — Смерть, — строго поправил его Боголепов, — это далеко не пред­ рассудок. Это, к сожалению, неизбежный финал существования всякого живого организма... Ну, конечно, с точки зрения круговорота элементов в природе, смерть — только физико-химический эпизод... Если тебе от это­ го легче... — Мне нужна только правда! — настаивал Чернышев, не слушая. — Значит правду, всю правду, ничего, кроме правды? Так, кажет­ ся, гласит текст английской присяги? Что же, изволь! По старой дружбе, пренебрежем врачебной этикой, черт бы ее подрал! Достав из ящика аккуратную форматку ватмана и прикрепив ее кноп­ ками к столу, Боголепов стал выбирать карандаши. Чернышев вспомнил эту его страсть: в Петербурге, когда они были еще студентами, Боголепов тратил на карандаши больше, чем Илья Иванович на свое питание. Сейчас карандашей, прекрасно отточенных, было на столе великое множество: всех цветов и всех размеров. Выбрав нужные ему, слегка наклонив голову набок и как бы любуясь своей работой, Боголепов начал рисовать. Чертил он, как инженер: план, разрез, в углу — аксонометри­ ческая проекция какой-то детали позвоночника. Рисуя, Боголепов объ­ яснял, но Илья Иванович не слушал, а может быть, просто не понимал смысла, потому что врач, увлекаясь, часто прибегал к профессиональным терминам. Наконец, вооружившись самым длинным и самым толстым красным карандашом , Боголепов в какой-то точке перечеркнул крест-на­ крест нарисованный им позвоночник. И тут Илья Иванович уже отчетли­ во расслышал заключительную фразу пояснительного текста: — И тогда... крррак! Сказав это, Боголепов бросил карандаш на стол. В долю секунды Илья Иванович восстановил в памяти весь сегодняшний вечер: маскиро­ вочные лампочки на лестнице, девочку-старуху, врача с лошадиной улыб­ кой, рентген... «Боже, — подумал Чернышев, — что он такое говорит? И что зна­ чит — «крак»?» Илья Иванович встал, и Боголепов встал тоже. Они оба некоторое время молчали, стоя над чертежом, и Илье Ивановичу показалось, что не листок ватмана , а он сам, его тело, вся его жизнь распяты четырьмя кнопками по углам на этом столе... Тогда, внезапно поняв то, чему противился его разум, Илья Ивано­ вич спросил почти спокойно: — Что же это? Смерть? Глядя в окно, Боголепов подтвердил так же спокойно: — Д а , это — смерть... — Как скоро? — спросил Илья Иванович тем же тоном. — Как скоро? — переспросил Боголепов, глядя в окно. — Ты слиш­ ком многого от меня требуешь... Откровенно говоря, я вообще удивляюсь, 7 . «Сибирские огни» № 10.