Сибирские огни, 1961, № 9

А накануне произошло вот что. По окончании рабочего дня Хохлунов вместе с дружком сцепщиком вагонов Юрием Слободенюком выпили. В веселом настроении они направились на вок­ зал за приключениями. Любимым занятием в такие часы было у них зубоскаль­ ство над прохожими. Другую женщину так оскорбят, что она от стыда не знает куда и глаза деть. А им хоть бы что. Им такое нравится! И на этот раз Хохлунов и Слободенюк не отступили от своего правила. Пас­ сажиры шарахались в сторону от двух подвыпивших дебоширов. Особенно изощ­ рялся Геннадий. Приставая к каждому встречному, они явно нарывались на скандал. В конце концов добились своего. Дело дошло до драки. А в заключение дружки даже выломали одну из дверей. И если бы их вовремя не задержала ми­ лиция, кто знает, что могли натворить собутыльники. На другой день в кабинете начальника станции разгорелся спор. — Пусть отсидит... Может быть, опомнится,— говорили одни.— Сколько можно с ними нянчиться! Уже не раз обсуждали на собраниях, товарищеский суд устраивали. — Посадить, уволить с работы это не выход,— не согласились другие.— Перевоспитать труднее... Долго спорили, взвешивали все «за» и «против». Наконец решили: властям Хохлунова и Слободенюка не передавать, а устроить над ними суд товарищей. Невесело сидеть на скамье подсудимых и чувствовать на себе десятки осуж­ дающих взглядов. Хохлунов склонил голову. Он старался не смотреть на своих -судей. Множество мыслей одолевает Хохлунова: тут и заносчивость (эх, встать бы сейчас, да ругнуть всех!), и обида (за что на позор выставили?), и стыд (провалить­ ся бы сквозь землю!). Неподалеку от скамьи подсудимых среди рабочих сидела сцепщица вагонов Раиса Хохлунова. Геннадий изредка взглядывал в ее сторону, ища поддержку хоть в глазах жены. Но Раиса была словно чужая. Нервно теребя в руках платок, она сурово смотрела на мужа. Ораторы не скупились на резкие слова. Каждое из них больно ударяло по самолюбию Геннадия. Ему припомнили все: и скандалы на улице, и разбитый во время ухарской работы вагон, и неуважение к товарищам. Кто-то из рабочих прямо с места крикнул обидное слово: «Рвач!». Хохлунов подскочил как ужа­ ленный, но тут же опустился на скамью, еще ниже склонив голову. — Рвач! Рвач! Рвач! — звенело в ушах. А на самом деле: разве не рвач?— спрашивал себя. Ведь как поступают он и его напарник? Прибыл, предположим, в разборку состав. Расформировать его должны две бригады. Хохлунов коман­ дует Слободенюку: — А ну, Юрка, беги-ка за середину состава и отцепляй для расформирова­ ния львиную долю поезда. Юрка и рад стараться: ведь каждый лишний вагончик — лишние копейки. Будто сквозь сон, Геннадий неожиданно услышал знакомый голос, но зву­ чали в нем металлические нотки. Это говорила его жена Раиса. — Не стыдно тебе, Геннадий, в глаза товарищам смотреть? Коллектив позо­ ришь, свою семью позоришь!.. Подсудимый встрепенулся, снова поднялся со скамьи, хотел было что-то сказать, но его остановили: — Садитесь, Хохлунов. Вам будет предоставлено слово. И вот оно, последнее слово подсудимого. Геннадий стоит перед заполненным народом залом. Что же сказать? В голове какой-то сумбур. А говорить надо. Вон какая напряженная тишина1 Товарищи смотрят в упор: понял ли, осознал ли свою вину? И он сдавленным голосом, в котором отразилась вся горечь провинивше­ гося, едва находит силы произнести: — Простите, если можете... Суд принял во внимание раскаяние Хохлунова. Ему простили. Но особенно парня поразило: он не понес никакого взыскания.