Сибирские огни, 1961, № 9

на перспективу Знаменской улицы, с ее строгими фонарями и спокойными фасадами домов, он подумал: «Вот я и в Питере! Как прекрасно, когда вся жизнь — впе­ реди!» Сейчас он, раскрыв окно, выглянул в благоухающий сад. Старенький паровозный машинист в коломянковом костюме и широкополой соломен­ ной шляпе, медленно прохаживаясь по дорожкам, поливал из лейки клум­ бы. Раздавались звуки музыки: супруги Казанцевы играли какой-то дуэт. Не слушая их, в саду разноголосо пели птицы... И вся жизнь снова пред­ ставилась— в будущем! «Разве можно такое почувствовать дважды? — пришла мысль. — Разве могут быть — две жизни? Ну что же, посмотрим!» Когда Чернышев вошел в кабинет, хозяева улыбнулись ему и продол­ жали играть, как бы подчеркивая этим, что они считают его уже своим человеком. У раскрытого окна, полулежа в плетеном кресле-качалке, ку­ рил Якименко. По количеству окурков в пепельнице можно было судить, что он слушает музыку уже давно... Этот молодой военный инженер производил на Чернышева все более двойственное впечатление. Прежде всего, его внешность, его манеры... Якименко обладал безупречной, строгой, своеобразной и подкупающей красотой, свойственной некоторым русским людям, в жилах которых те­ чет и кровь Востока. Он говорил мало, обдуманно и очень медленно, умел замечательно слушать (что значительно труднее, чем уметь замечательно говорить), никогда, без нужды, не спорил. В нем чувствовалась огромнейшая сила. Он был представителем первого поколения советских ученых. Сын бурового мастера из Баку, он кончил ремесленное училище и поступил слесарем на промыслы. Когда грянул Октябрь, ему было семнадцать лет. Он закончил первый выпуск нефтяного техникума в Грозном. Потом его призвали в армию, откуда он попал в Военно-воздушную Академию, закончил ее и был оставлен при ней для научных занятий. Комсомольцем еще участвовал в гражданской войне на Северном Кав­ казе... Все это в глазах Чернышева характеризовало его с наилучшей сто­ роны. Но вместе с тем... Вместе с тем в Якименко было что-то, на первых порах показавшееся Чернышеву чрезвычайно неприятным. Например, свойственный Якименко суховатый догматизм, который он проявлял не в научных, а в отвлеченных вопросах. Но в оценке событий он не ошибал­ ся никогда. Идеи у него были систематизированы по какому-то, неведо­ мому Илье Ивановичу, принципу, который исключал возможность оши­ бок. Будучи настоящим ученым, Чернышев был сам человеком глубоко принципиальным (в научных вопросах), — универсальная и воинствую­ щая принципиальность Якименко одновременно и импонировала Илье Ивановичу и отталкивала его от нового товарища по работе. Но, сравнивая в уме коммунистов Казанцева и Якименко, Чернышев вынужден был признать, что Якименко партийнее. Что это точно обозна­ чало, Илья Иванович и сам не смог бы объяснить. Но такое представле­ ние об Якименко, возникшее у Чернышева в первые же дни их совместной работы, сохранилось у него впоследствии на всю жизнь... Илья Иванович, как и предполагал нарком, пробыл в Москве больше месяца. Он понял, чтобы создать на пустом месте промышленность органи­ ческого синтеза, нужно сначала вскрыть рудники, построить домны, научиться варить качественные стали, добывать цветные металлы, обжечь