Сибирские огни, 1961, № 9
Во всяком случае, весь прежний мир его ощущений, замкнутых в пределах каретного сарая на Васильевском да маршрутов в универси тет, в институт, в Академию, с этой новой высоты показался Илье Ивано вичу еле заметной точкой, скорее угадываемой, чем видимой... VII Затвердевшее, ссохшееся, закостенелое — трудно поддается ломке:. Со скрипом ломался и Илья Иванович. В эти дни ему стукнуло сорок три года. Но повседневное общение с людьми науки, уже давно пробудивши мися от того летаргического сна, в котором он сам пребывал до послед него времени, а также с людьми, никогда не знавшими этого сна, помога ло его перерождению... На другой же день после приезда в Москву Чернышев, в сопровож дении Якименко, отправился к профессору Казанцеву. Софрон Аггеевич Казанцев, будучи лет на шесть моложе Чернышева, принадлежал к тому же, последнему дореволюционному поколению рус ских ученых, что и сам Илья Иванович. Блестящий представитель клас сической московской школы органической химии, ученик Демьянова и З е линского, профессор Казанцев руководил кафедрой Московского универ ситета, являлся автором известного вузовского курса органической хи мии, а также ряда теоретических исследований, с которыми Чернышев был прекрасно знаком. Эта сторона деятельности Софрона Аггеевича бы ла Илье Ивановичу и близка и понятна. Но, кроме этого, профессор Казанцев был коммунистом (едва ли не с дореволюционным стажем, со студенческих лет), с первых дней рево люции занимал ряд ответственных постов в Наркомпросе, в ВСНХ и в^ Госплане, руководил чисткой московских вузов, вообще был государствен ным деятелем. Такая активность в областях, по мнению Ильи Ивановича, взаимо- противоположных (наука и государство!), просто не укладывалась в го лове. Не застав Софрона Аггеевича ни в одном из учреждений, в которых он работал, Якименко с Чернышевым сели на пригородный поезд и от правились на станцию Перловка, где московский профессор проживал круглый год. В просторной каменной даче в глубине прекрасного сада их встретил начинающий сильно полнеть моложавый человек, в хорошем летнем ко стюме, шумный и оживленный. Профессор Казанцев представил их сво ему отцу, старому перловскому машинисту, находящемуся уже на покое, своей жене — профессору московской консерватории, пианистке, и позна комил с толпой молодых людей — от дошкольного до студенческого воз раста, — своих детей, племянников и племянниц. Вся эта молодежь про изводила невероятный шум, который профессору Казанцеву не только не мешал, но в котором он и сам принимал деятельное участие. Чернышев приглядывался к этой молодежи: она была такой же, как и в Ленинграде, разве только уличные словечки были московскими, а не питерскими. Но между лаборантами Ильи Ивановича и им самим суще ствовал некий невидимый брандмауэр, которого в отношениях между Ка занцевым и его молодыми родственниками не ощущалось. А может быть, Илья Иванович просто никогда не наблюдал современной молодежи на лоне природы, в субботний вечер? Зато у ленинградских и у московских студентов существовала одна об щая черта, которая в данной обстановке выступала особенно выпукло: поразительная уверенность в собственном будущем...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2