Сибирские огни, 1961, № 9
из гаража Смольного. Это был высокий седеющий старик, с хорошими манерами и тихим голосом, одетый с изысканной простотой. Представил ся он так: — Первый американский концессионер в Советской России! Его предложение оказалось несколько иного рода. Он строил в Мо скве две фабрики, карандашную и пуговичную. Собирался поставить де ло на широкую ногу. Для производства механических карандашей, вечных ручек и пуговиц он предполагает на первых порах импортировать из Америки пластмассу, в .частности, галалит. Чем же ему может быть полезен Илья Иванович? А вот чем! Если профессор Чернышев не желает расставаться с Ленинградом, пусть еже месячно выезжает в Москву, ну, скажем, на недельку. В Москве нужно, прежде всего, выстроить лабораторию. Задача этой лаборатории будет заключаться в том, чтобы, имея готовые образцы пластмасс и краткое описание патентов на их изготовление, разработать собственную техно логию, отличную от американской. Тогда, в будущем, удастся отказать ся от импорта. Самое главное, чтобы способ получения пластмасс был бы оригинальным (пусть будет дороже и сложнее, неважно). Это даст воз можность выиграть дело в суде, куда обратятся владельцы расшифро ванных патентов. А они, безусловно, обратятся. — Вы меня не поймите ложно, — говорил американец, — я не жу лик. Я хоть и миллионер, но душой — с Советской Россией! Мне напле вать на интересы американский капиталистов. Я забочусь только о ва шей пользе... Концессионер держался с большим достоинством. Время от времени он вскользь упоминал имена руководящих советских работников, и было похоже, что он их действительно знает. Говорил он по-русски почти чисто. — Вы химик? — полюбопытствовал Чернышев. — Нет, я по прежней своей профессии — дантист. Но я имею боль шие связи в американском деловом мире. И в Советской России, как вы легко сможете в этом убедиться... — ...Я попрошу вас установить, сколько за аналогичную консульта цию вы смогли бы получить в каком-нибудь советском тресте. Я буду вам платить втрое больше назначенной ими суммы. Дорога в Москву и обрат но — в международном вагоне, в Москве — номер в гостинице. Все это, разумеется, за мой счет. Илья Иванович сказал, что подумает. Концессионер не возражал. Они уговорились так: если Чернышев в течение десяти дней не протеле графирует, значит он отказывается. — Мне будет очень жаль, — сказал американец, прощаясь, — но ни чего не поделаешь, ждать я не могу! В прихожей произошло небольшое недоразумение. Приняв Максима за швейцара, концессионер протянул ему три рубля, потребовав два руб ля сдачи. Денег у растерявшегося Максима не случилось. Тогда милли онер отобрал у него трешницу, не стесняясь присутствия Ильи Иванови ча, и, учтиво поклонившись обоим, вышел к машине, которая уже не сколько раз напоминала о себе прерывистыми гудками. У Ильи Ивановича от этого визита осталось смутное ощущение, что американец — не настоящий джентльмен. Однако Илья Иванович креп ко призадумался и на другой день, по установившейся привычке, пошел к Белявцеву посоветоваться. Академик выслушал рассказ об американце с интересом. Он пере спрашивал, выпытывал у Ильи Ивановича различные подробности, хо тя Чернышеву почему-то показалось, что об этой самой концессии, как и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2