Сибирские огни, 1961, № 9
Северной области... А то вот вы тут все ходите без дела да только фило софствуете! Петр Акимович налил себе третий стакан чаю. — А я им: так вы меня тогда лучше главным философом назначай те, химиков у нас и так хватает... Смеются: нельзя, мол! Вы, говорят, не бось философию по Введенскому учили... Потом Белявцев вдруг стал серьезным: — Вот что, батенька, это хорошо, что вы пришли, а то я за вами уже собирался было посылать... Приходите завтра в университет. Будет Луначарский... (Это еще кто такой, актер, что ли?). Нужно серьезно по говорить. Надо приступать к занятиям. Наука не любит ждать. Да и в Смольном вы мне пригодитесь... Пока Чернышев сидел у Белявцева, у него в лаборатории произошел целый государственный переворот. Матрос Максимов оказался больше виком. Он привез откуда-то внушительный мандат, объявил лабораторию и флигель национализированными. Чернышева назначил заведующим, себя комиссаром. На всех дверях появились охранные грамоты: арестовывать, обыски вать, реквизировать — нельзя! На улице — красная с золотыми буквами вывеска: «Лаборатория особого назначения № 101». А где еще сто? «Особое назначение» заключалось в анализе пищевых продуктов по ордерам местного районного Совета. Мастерскую по изготовлению зажи галок Максимов своею же властью прикрыл. Фильц и Геращенко быстро освоили новую работу. Все стали полу чать паек и записались в кооператив, Илье Ивановичу в лаборатории ос тавили специальную комнату. Максимов сказал ему: — А вы себе свою работу делайте, товарищ профессор, если что на до — спрашивайте. На то я у вас и поставлен комиссаром! В лабораторию шли студенты — изучать практическую аналитику. Здесь было тепло и светло, в университете — темно и холодно. Илья Ива нович читал уже и в университете и в Политехническом. Докторскую диссертацию он защитил. При этом один из старых профессоров произнес речь о потрясении основ и о том, что пора уже прикрыть в университете политический клуб. Все это показалось Илье Ивановичу и неуместным и скучным. Он как-то странно повис в воздухе: и к лагерю Белявцева не вполне пристал и — реакционной профессуры сторонился... Неутомимые аяксы— Фильц и Геращенко — попытались было вер нуться к коммерческой деятельности: они решили делать сахарин. На пер вых порах все шло хорошо. Потом взорвался бак с толуолом, Степану Иг натьевичу обожгло руки, вынесло все стекла из окон. Начался пожар... Вовремя подоспел Максимов, пожар потушил, стекла вставил, саха- ринное производство прекратил, да еще пригрозил смущенным аяксам: — Плутовать будете — расстреляю! Показал мандат. Там сказано было, что имеет право: на месте, без суда и следствия! Илья Иванович с поднятым воротником пальто, в застегнутом наглу- . хо вицмундире профессора Политехнического института сидел на кафед ре, дул в немеющие от холода руки, бесстрастный, равнодушный ко все му. Раза два приходилось бывать на заседаниях и в Смольном... В феврале девятнадцатого отмечалось столетие университета. В пре зидиуме — Комаров, Тарле, Белявцев, Дейнека и эти новые — Горький
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2