Сибирские огни, 1961, № 9

лишь безнадежную пустоту да еще полузалитое водкой, еле тлеющее, пламя любви к прекрасному... Но было поздно: она была замужем, по­ шли дети, эмансипированная институтка попала в жизненный капкан. Когда отец умирал, Ильи Ивановича уже не было в Казани. Учителя гимназии принесли домой незнакомые люди, полузамерзшего, обобранно­ го и раздетого, с жестоким воспалением легких — его нашли прохожие где-то под забором. Он метался в бреду на диване. Жена сидела у его изголовья, ломая руки в немой тоске, а он ловил эти руки, целовал их и бормотал: — Мамочка, да ну не плачь же! Все будет хорошо... Я больше не бу­ ду. Я поправлюсь, мы уедем с тобой в Париж, мы будем жить с тобой на мансарде... Жизнь его угасала. Теряя сознание, он декламировал древних, путая латинские строки с греческими. И затуманенная мысль его беспрестанно возвращалась к Парижу, к мансарде... А она рыдала, изнемогая от ж а ­ лости и любви, потому что мансарда, о которой он не говорил ей в тече­ ние двадцати лет, напоминала ей и молодость, и университетский вечер, и лохматого студента, который обещал ей объяснить смысл жизни, то есть то, чего, прожив на свете сорок с лишним лет и родив трех детей, она так и не поняла... Известие о смерти отца Илья Иванович воспринял почти спокойно: в этом же году умер и Менделеев, что в жизни петербургского студента Чернышева явилось событием гораздо большей значимости. Химией Илья Иванович начал интересоваться еще в детстве. Две книги, собственно говоря, в свое время решили судьбу Ильи Ивановича. Обнаружил он их случайно, на этажерке отца, который сам не помнил, как они туда попали. Это были: диссертация Бекетова «Исследования над явлениями вытеснения одних элементов другими», изданная в Харькове в 1865 году, и бутлеровское «Введение к полному изучению органической химии», напечатанное за год до этого в Казани. Илья Иванович не рас­ ставался с ними всю жизнь. Учась в гимназии, он мечтал о Казанском университете, даже плиты университетского двора представлялись ему священными: они, казалось, хранили еще следы поступи русских хими­ ков — Бутлерова, Зинина, Марковникова... Студент Боголепов, сосед Чернышевых, будучи слушателем Казан­ ского университета, открыл гимназисту Чернышеву нелегальный доступ в университетскую лабораторию. Сам же Боголепов внезапно изменил химии: блестяще окончив Казанский университет, он не остался при нем, как ему предлагали, а уехал в Петербург и поступил в Военно-медицин­ скую Академию. Контрабандные посещения университетской лаборатории привели к тому, что, сдавая экзамены на аттестат зрелости, Илья Иванович, по су­ ществу, был уже химиком-исследователем. Преподаватели Казанского университета, хорошо знавшие талантли­ вого Илюшу Чернышева, — сына не менее талантливого, но, к сожале­ нию, безвозвратно погибшего для науки, отца, — приняли юношу с рас­ простертыми объятиями. Его ожидала проторенная дорожка: пять лет посещения аудиторий, работа при университете (если не пойдет в отца), затем, в далекой перспективе — кафедра (как освободится место). Когда Чернышев перешел уже на второй курс, в Казани скончался водочный фабрикант, который перед самой смертью внес в свою духов­ ную, к величайшему прискорбию наследников, дополнительный пункт: он оставил сумму, необходимую для обеспечения стипендией одного сту­ дента,— 25 целковых в месяц, кроме платы за обучение, — с условием, чтобы тот поступил в незадолго до этого открывшийся в Петербурге По­ литехнический институт. 4- «Сибирские огни» № 9.