Сибирские огни, 1961, № 9

Софрон Аггеевич, совершенно посторонний человек на тех похоронах, инженер, случайно командированный в этот город, тоже шел за гробом. Он нес в руках казавшуюся свинцовой шляпу, и слезы катились из его глаз градом, капали на светло-серый костюм. А шедшая рядом, незнако­ мая ему старуха гладила тихонько рукав его пиджака, приговаривая: — Не плачь, сынок! Машина разбилась? Ничего, не беда! Детки на­ ши подрастут, все равно такую машину построят и полетят на ней в небо... Но героическая смерть — это совсем другое. А вот как сделать нази­ дательной для потомства обыкновенную, прозаическую смерть человека, умирающего без всякой героики, в собственной постели, под надзором врачей, без фанфар, как выразился бы Белявцев? Можно только вспом­ нить слова одного писателя по поводу смерти другого, совсем молодого писателя: «У нас создан сейчас ВИЭМ, Всесоюзный Институт Эксперименталь­ ной Медицины. Нужно надеяться, что труды этого института уже в бли­ жайшие годы сделают невозможным подобные проявления бессмыслен­ ного произвола природы». Взобравшись на катафалк, Казанцев увидел рабочих химических производств и ученых трех поколений, окружавших машину тесным коль­ цом. Волнуясь и волнуя слушателей, разрубая воздух плавным взмахом руки, профессор звал советских химиков туда, в глубину космических пространств, к истокам науки грядущих человеческих поколений, где мер­ цает сияющей жар-птицей полуразгаданная тайна расщепленного атома... Потом выступало еще несколько человек. Все они говорили об одном, о смерти Ильи Ивановича. Но одни говорили о заслугах организаций, ко­ торые они представляли на похоронах, в связи, конечно, с заслугами по­ койного Ильи Ивановича, другие, в связи с тем же — о собственных за­ слугах перед наукой, третьи, наконец, говорили о том, чего не было, то есть о том, что мог и должен был бы сделать покойный Илья Иванович на научном поприще, но не сделал, не успел, умер... Последним говорил Белявцев. Старому академику было трудно взоб­ раться на катафалк, превращенный предыдущими ораторами в импрови­ зированную трибуну. Он поднялся только на одну ступеньку подножки и уперся ладонью в траурную каемку кузова. Потом он оглянулся по сторонам... Вот они стоят перед ним, три поко­ ления теоретиков, исследователей и технологов. Все они сегодня собра­ лись к этому гробу: высокомолекулярщики, нефтяники, коксовики, газов­ щики, взрывчатники, пластмасчики, проектировщики катализаторов, твор­ цы сотен органических синтезов, аналитики, рассчетчики, аппаратчики. Илья Иванович по необъятной разносторонности своего научного твор­ чества был им сродни: он питался результатами их коллективного труда, они — огромным трудом его жизни. Что может наука в будущем ждать от всех этих людей? Кто из них даст ей что-нибудь существенное, капитальное, такое, что останется на­ веки? Максимов? Рабочая лошадь, да он и не химик, в сущности, а — механик...Якименко? Шахназаров? Шепилов? Кузнецов? Бригадиры и начальники различных секторов института? Нет, это только организаторы производства, инженеры, технологи... Блестящие инженеры, слов нет, но тех звезд, которые останутся в истории науки, в данном случае, химии, они с неба не схватят... Фасс? Это счетная машина, ну, может быть, еще немного и педагог... Заканчивает специальный курс высшей математики для химических вузов... Идея интересная! Что же, Яков Иванович Фасс проживет еще лет пятнадцать, рассчитает еще штук двадцать очень сложных тепловых балансов, допишет свою математическую химию... Ка­ занцев? Вот этот лет двадцать тому назад подавал надежды, но... он