Сибирские огни, 1961, № 9

— Дайте мне химическую формулу одаренности,— продолжал ака­ демик, увлекаясь и хватая воздух огромными ладонями, пропитанными реактивами,—-дайте мне ее! Мы передадим ее биологам, они подработа­ ют этот вопрос, потом передадим ВИЭМу, потом начнем вливать: кому кубик, кому — сто, а кому и весь литр... Мир перевернуть можно будет! Все приумолкли, задумавшись. Только Якименко, вдруг погасив в пепельнице недокуренную папиросу, сказал убежденно: — Не надо этой формулы! И так перевернем мир! — Как не надо? — не выдержала Клава.— Не надо, чтобы все лю­ ди были талантливы, чтобы не было вовсе бездарных? Да что это вы та ­ кое говорите? — Не надо мне ваших формул, все это фантазия, риторика! Что та ­ кое одаренность, тал ан т?— спрашивал Якименко и сам отвечал.— Это влияние среды, общества, результат воспитания. Нет, вы мне не форму­ лу эту дайте, а дайте мне сто лет сроку. К концу этого срока, где-где, а в нашей стране все люди будут выдающимися, талантливыми, зауряд­ ных людей не станет и вовсе... Тут академик Белявцев хлопнул себя по колену с такой силой, что ермолка сдвинулась у него со лба на затылок, и захохотал. — Ну это, вы, батенька, хватили,— говорил он сквозь смех,-—• я хва­ тил, верно, а вы — еще пуще хватили... Жаль, что мы с вами не доживем, а то я вызвал бы вас на соревнование: вам сто лет, мне — формулу! «Оба они мечтатели...— думал Илья Иванович.— Только мечты Яки­ менко куда реальнее... Впрочем, что же это я: среда, воспитание? Значит, выходит — я виноват, что Клавдия — бездарная? Я? Ну, нет, неправда!» VIII Вынос тела был назначен на 4 часа дня, но еще с утра съехалось много народу, гораздо больше, чем можно было ожидать. Максимов и вовсе не покидал квартиры Чернышевых. Он послал з а ­ писку жене, чтобы не беспокоилась, а сам превратился в добровольного помощника Пе-Пе по разным мелким хозяйственным делам. А дел было много: непрерывно звонили из разных учреждений, приходили телеграм­ мы, на которые нужно было отвечать, являлись за разными сведениями представители печати, с которыми нужно было беседовать, привозили цветы. Доцент был подавлен... Хотя Илья Иванович его в последнее вре­ мя и не особенно баловал своим вниманием, однако Максим Максимо­ вич с каждым часом пребывания в квартире покойного чувствовал на­ растание тягостного недоумения: к чему вся эта суета, кому она нужна, раз все уже кончено? Зачем он умер, однако? Ведь это же беспорядок, это бессмысленно и незакономерно! Максимов и не ел бы ничего, да внимательный Пе-Пе не забывал его время от времени кормить и даже, в ночь перед похорона­ ми, налил ему полный стакан водки. Прежде чем выпить, доцент долго разглядывал стакан на свет, потом пожал плечами и покачал головой с совершенно безнадежным видом: раз Илья Иванович, мол, умер, так во­ обще уже все на свете безразлично — пить или не пить... После этого Максимов отправился в кабинет и долго сидел там, на зеленой садовой скамейке, изучая лицо покойного. Вот, думал он, сейчас это уже непопра­ вимо: ведь я год целый все собирался с ним поговорить по душам... Когда утром, в день похорон, Казанцев подъезжал к квартире Чер­ нышевых, он увидел большое скопление машин во дворе и много людей в саду, так как в доме они уже не умещались. «Да, — подумал Софрон Аггеевич, — это, безусловно, — слава. Как писал Кутузов жене из Калиша? «А я все скитаюсь, окружен дымом, ко­