Сибирские огни, 1961, № 9

твое присутствие... Если я не увижу твоего лица в зале да еще если вспо­ мню про Илью Ивановича... Все это ужасно... И я непременно, непремен­ но собьюсь! Этот довод Клаву сразил. Она сама была совершенно измучена. Эта ужасная агония... Почти в течение недели разрывалась она между умирающим отцом и обезумевшей от горя, полуживой матерью... Она устала поддерживать других, ей уже самой была нужна поддержка. И так же, как недавно разговаривая с Пе-Пе, она уронила голову на плечо мужа и всплакнула. — Ты прав, Толя, не надо петь! Евгений Онегин от нас не уйдет, а папа был у нас один, такого больше не будет... На том и порешили. Клава теперь несколько свысока глядела на окружающих. Смерть Ильи Ивановича была тяжелой утратой для многих. Но для нее — боль­ ше всех: она усугубила эту тяжесть высоким подвигом самопожертвова­ ния. Жертву эту, в основном, принес Анатолий. Но в их совместной жиз­ ни Клавдия Ильинична давно уже привыкла все свои недостатки припи­ сывать мужу, а его достоинства — себе. Жертва Анатолия была действительно тяжелой. До сих пор арти­ стическая судьба супругов была почти трагической, о чем меньше всего подозревали они сами. Клавдия Ильинична была художницей, Анато­ л и й— певцом. Она прекрасно кончила Вхутемас, он — консерваторию. Они много работали над собой, упорно чуждались пережитков артистиче­ ской богемы. Они были культурными, образованными людьми. Но меч­ тали они о большем. Клавдия Ильинична раскрашивала эталонную посуду для крупного завода художественного фарфора. Она работала день и ночь, она даже испортила себе зрение, стала близорукой, стала щуриться, что ей, впро­ чем, шло. Раскрашивать зажатые в деревянные тиски чашечки и блюдеч­ ки, орудуя целым набором тончайших кистей, было трудным искусством, требовавшим высокой техники. Клавдия Ильинична прекрасно копирова­ ла на фарфор картины известных мастеров. Она самостоятельно разра­ батывала орнаменты. Эта работа высоко оплачивалась. Но этим дело и ограничивалось. А Клавдии Ильиничне хотелось писать картины, по­ являться на выставках. То же самое происходило и с Анатолием. Он давно уже окончил кон­ серваторию, но продолжал заниматься с лучшими профессорами: его охотно приглашали на концерты, он имел сколько угодно ангажементов. Но все это было не то. Он стремился к тому единственному, что он счи­ тал б о л ь ш и м искусством: к опере... Однажды на даче у Ильи Ивановича зашел разговор о чьей-то док­ торской диссертации, которую только что принимали. Соискатель получил ученую степень, которой добивался, но академик Белявцев был разоча­ рован. — Помните,— говорил он,— как защищал Казанцев? Вот это был — блеск! А этот? Спорить не буду, парень перевернул гору материала, сам провел всю экспериментальную работу... А все-таки не и г р а е т его защи­ та... Что ни говорите, а есть две вещи, которых мы до сих пор не научились синтезировать: это — белок и... талант! Анатолий и Клава сидели тут же, за чайным столом. Они с интере­ сом прислушивались к разговору, и меньше всего им приходило в голову, что в какой-то мере этот разговор может относиться и к ним. А Илья Иванович, услышав слова Белявцева, бросил быстрый взгляд на дочь и на зятя и тотчас же опустил глаза. «Ну и старик! •— подумал он.—■Скажет же! Не в бровь, а в глаз... Как это верно! Бедная Клавдинька!»