Сибирские огни, 1961, № 9

И все удивились, когда через полгода вышло награждение: медаль «За отвагу». Порядковый номер 39 — капитана Савина Андрея Осипо­ вича, номер 40 — Салищева Петра Петровича, номер 4 1— лейтенанта Самоквасова Илью Савельевича... и так далее,— всего 80 человек в од­ ном Указе. Сначала даже решили — однофамилец. Подумать только: Пе-Пе и... государственная безопасность!.. Впрочем, они, пожалуй, правы. Ну какой он, Пе-Пе, герой? Вот Бо­ рис, например,— герой настоящий! Но и эта обида прошла, забылась. Слишком много в те годы было событий, горя (хоть и чужого) и радостей. Все стало так хорошо и спо­ койно. И вдруг — болезнь и смерть Ильи Ивановича... Ах, почему же нельзя человеку жить без этих потрясений? Накурившись так, что застучало в висках, Пе-Пе пошел в дом. Увидев его, Клавдия Ильинична тотчас же на него напустилась: — Где же Анка? Вы молнию послали? Не пойму,— говорила она раздраженно,— война уже когда кончилась, а телеграф до сих пор не мо­ гут наладить! И вечно у вас с Анной так получается... Пе-Пе не понял, кто же, в конце концов, виноват: он, Аннушка или министр связи? А Клавдия Ильинична продолжала: — Даже Борис, противный мальчишка, хоть не приехал, но молнию маме прислал. И его командир дивизии прислал... У Клавы, по обыкновению, настроение менялось мгновенно. Взяв Пе-Пе за полу его кургузого пиджачка и перейдя на интимное «ты», она рассказывала: — Понимаешь, какой ужас? Приносят сразу две молнии. Вскрываю, читаю — в глазах потемнело, ничего не могу понять... Ваш сын... мы гор­ димся... счастливые родители... В общем — похоронная. Ну думаю, кон­ чено, нет нашего Борюшки... Только потом разобрала. Оказывается, это его командир дивизии по случаю папиной смерти решил Борюшку по­ хвалить... И вдруг, припав к Пе-Пе на плечо, она всплакнула. — Ты подумай, Петя, Петенька! Все такие внимательные, ласковые, добрые... Наше оно собственное, это большое горе, и вдруг все, совершен­ но посторонние люди, хотят его с нами разделить! Клавдия Ильинична уже второй день находилась в приподнятом на­ строении. Внутренний свет, излучаемый ее глазами, который накануне еще приметил Софрон Аггеевич, происходил оттого, что она была в со­ стоянии самолюбования. Клаве казалось, что она совершила величай­ ший подвиг самопожертвования в связи со смертью отца. Незадолго до прибытия Казанцева приехал с дачи муж, Анатолий. Ему на другой день нужно было выступать в ответственном концерте, по случаю Дня физкультуры. Причем, ему, наконец-то, дали петь арию из «Евгения Онегина», исполнения которой он добивался в течение послед­ них двух лет. На концерте должен был присутствовать знакомый режиссер из Большого театра. Словом, на этом концерте, как они с Клавой полага­ ли, решится судьба Анатолия, его карьера певца. Как только Анатолий появился в доме, Клава сразу же поняла: он решил не выступать. Мысли, отраженные на лице мужа, она читала, как раскрытую книгу. Поманив его пальцем в спальню матери, она спросила: — Ну, что? — Дело в том,— сказал Анатолий, морщась,— что я сегодня петь не смогу. Я нарочно раньше приехал, чтобы позвонить Василию Захарови­ чу: пусть снимет номер. Не могу... Я хочу быть сейчас с вами, со всей семьей, с мамой, с тобой... А потом,— продолжал он капризно,— ты же знаешь, что для каждого ответственного выступления мне необходимо