Сибирские огни, 1961, № 9

стал поспешно стирать со спинки дивана следы извести, он боялся, что ему влетит за этот беспорядок. Отец, напротив, сделал ему выговор за это. Он сказал сыну: неужели ты не понимаешь, что т р у д никогда не может быть г р я з н ы м , труд не пачкает человека... Так-то, дочка. Если бы об этом как следует подумала, тебе в голову никогда не приходили бы глупые мысли... Она снова поцеловала отцу руку, он помог ей встать с гамака, об­ нял за плечи, и они вместе пошли на веранду пить чай, потому что мама звала уже второй раз. А головная боль прошла. Правда, этот эпизод все же имел кое-какие последствия. Упрямая Анна Ильинична заставила Пе-Пе поступить (без отрыва) на курсы пере­ подготовки бухгалтеров. Пе-Пе безропотно согласился и окончил даже с похвальным дипломом. Но оказалось, что машинного учета на этих кур­ сах не проходили. Тогда Анна Ильинична заставила Пе-Пе выписать программу заочного электромеханического института. Пе-Пе тоже безро­ потно согласился, но из этого ничего не получилось: подоспел баланс, Пе-Пе возвращался с работы поздно ночью, а близнецы разыскали про­ грамму, понаделали из нее планеров и пускали их через форточку во двор пивоваренного завода. Словом, инженером-электромехаником Пе- Пе так и не стал, но он остался прекрасным мужем, отцом и зятем. Опо­ рой в жизни. А счетные машины будут не скоро, так сказал отец! На фронт Пе-Пе не взяли, у него был какой-то врожденный дефект. Пивоваренный завод переключился на дрожжи (к чему дрожжи, когда муки нет!), но Илья Иванович как-то сказал, что это очень важно, и что это даже секретно, потому что это — на оборону. Мужа Клавы на фронт тоже не взяли, но не потому, что он был болен, а потому, что он певец, имел первую категорию Комитета по делам искусств. Но Клава особенно могла и не задаваться: некоторые актеры пошли на фронт добровольно. Борис, противный мальчишка, бросил институт и уехал на Урал в авиа­ ционную школу. Так что единственным мужчиной в семье всю войну ос­ тавался Пе- Пе. Анатолий разъезжал с фронтовыми бригадами, а отец стал, как одержимый, его не бывало дома целыми неделями. Только од­ нажды, кажется в октябре, когда все посходили с ума, он приехал домой и сказал, чтобы никто никуда не смел трогаться, потому что все это глу­ пости: Москвы не сдадут!- И сейчас же уехал, сунув в карман кусок хле­ ба, который, оказывается, подняли с пола, потому что его ела кошка. Но все-таки Пе-Пе — это не то, что отец. Отец все знал, к нему мож­ но было обратиться с любым вопросом. А Пе-Пе самого, приходилось ино­ гда бранить, как мальчика. Хотя Пе-Пе тогда проболтался, и потом все это подтвердилось, но все равно не верилось, что это правда, что э т о мо­ жет случиться. И вот он умер теперь, отец, папа, папочка... А как же бедная мама? Как мы будем жить теперь без него, совсем одни? Когда самолет подходил к Москве, Анна Ильинична, измучившись, заснула. Близнецы, прикорнув друг к другу, спали тоже. И какой-то пассажир, проснувшись перед самой Москвой, глядя на них, никак не мог понять, в чем дело: одна детская головка и четыре косички. Две с голу­ быми бантами, две — с розовыми... V Софрон Аггеевич Казанцев чуть не поругался в машине с доцентом Максимовым. Казанцев был в светло-сером пиджаке и белых шевиотовых брюках и считал, что в таком виде в семью покойного Ильи Ивановича ехать неудобно, надо надеть что-нибудь темное. А доцент Максимов был в бумажной защитной гимнастерке, синих галифе и кирзовых сапогах. Он