Сибирские огни, 1961, № 9

бинета, завешанной тяжелыми портьерами. Он узнавал своих детей по походке: — Это ты, Аннушка? Кушать хочешь? Не буди маму, там все есть, внизу, в буфете... Это было три месяца тому назад, когда она, измученная горем, раст­ репанная, полуодетая, запыхавшись от бега по пустынным московским улицам, примчалась ночью из дому к родителям, после того, как Пе-Пе проболтался ей, что Илья Иванович умирает. Да, отец был всем, всем,— для нее, для мамы, для Клавы, для Бориса. И для Пе-Пе тоже, он ведь сирота. Противный Борис летает где-то в Гер­ мании, война кончилась, все мальчики, которые остались живы, давно дома. Упрямец! Подумаешь, велика шишка: капитан, Герой Советского Союза! Мальчишка! Он мог бы прекрасно на фронт не идти, а сейчас и подавно — демобилизоваться! Когда началась война, Борис был уже на четвертом курсе: его, раз плюнуть, из армии можно было бы теперь ото­ звать. Так нет же, эгоист! А сейчас нужно быть всем вместе. Скорей, ско­ рей домой — в Москву! И вытащив из-под кровати чемодан, Анна Ильинична стала как по­ пало швырять в него вещи. Тут только она вспомнила о дочках. Должно быть, незадолго до этого, она незаметно для себя громко вскрикнула, по­ тому что близнецы прибежали из сада и сейчас молча жались к стенке, глядя на мать широко раскрытыми от ужаса глазами: впервые видели они ее в таком состоянии и теперь даже не знали — заплакать или нет? Она опомнилась, схватила девочек и прижала к себе: — Бедные мои, родные, испугались? Знаете, почему ваша мама рас­ пустилась? Умер мой папа, ваш дедушка! Знаете дедушку? Близнецы знали дедушку. А Таня, очень серьезная, осведомилась: — А н а ш папа тоже умер? — Нет, наш папа — жив (еще только этого недоставало), он жив и здоров, и бабушка, и тетя Клава, — все живы, только дедушка один— умер... Поедем к бабушке? Бог с ней совсем, с деревней, то-то я и не хо­ тела в этом году ехать! Остаток лета проведем у тети Клавы, — сообра­ жала Анна Ильинична, — там хорошо, там сад, качели, гамак, дедушки­ на машина... Будем на реку ездить купаться1 Поедем, деточки, в Моск­ ву! Сейчас же, сегодня же? К бабушке? Тогда Таня спросила: — А Фильку возьмем с собой? Филька был поросенок. И Анна Ильинична, позабыв от волнения, что девочки ее уже перешли во второй класс, продолжала более спокой­ но, укладывая вещи, приговаривать: — И Фильку возьмем с собой, и петушка, и собачку, и теленочка! Всех заберем в Москву, на дачу! Девочки помогали ей. Анна Ильинична вдруг увидела их руки и спросила строго: — А что дедушка говорил про ваши руки, ну-ка вспомните! Таня позабыла, а Милочка помнила: — Дедушка говорил, что дети... девочки... кушают ручками... потому ручки должны быть такие же чистенькие, как ротик. — Ну вот видишь! А у вас что за ручки? Как у трубочиста! Вы мне все белье перепачкали! Идите сейчас же умойтесь, как следует, с мылом, щеточкой, как я вас в Москве учила... Ночью с поля приехал Василий Игнатьевич. Услышав, что случилось, он ахнул, достал из погреба бутылку домашней наливки и заставил Ан­ ну Ильиничну выпить, помянуть покойника. Узнав, что Илья Иванович посмертно получил звание Героя Социалистического Труда, Василий Иг­ натьевич многозначительно кивнул головой.