Сибирские огни, 1961, № 9

Профессору Белявцеву недавно стукнуло восемьдесят пять лет. Рассказ о его беседе с Михаилом Ивановичем Калининым присутствую­ щие слышали уже несколько раз, но из уважения к старому ученому ник­ то его не прерывал. Потом заговорили большей частью о том, о чем думали, потому что каждый думал о своем, заветном. Доцент Максимов мысленно произвел расчет: в прошлом году умер Френкель, ему было 49 лет. Мне сейчас 52. Значит, смерть Френкеля, это, так сказать, недолет. Теперь умер Илья Иванович, ему было 59 лет, зна­ чит, в данном случае, перелет. Кажется, в артиллерии это называется «вилкой». Следующий выстрел должен обязательно накрыть цель. Цель— это я... Ему стало страшно и, почти тотчас же, и смешно и стыдно. Он по­ спешно оглянулся, испугавшись, что кто-нибудь прочел на его лице всю эту артиллерийскую метафизику. Но все были увлечены каким-то общим разговором. Тогда Максимов подсел к столу, вынул огрызок карандаша и тут же, на полях «Правды», рядом с траурными извещениями, мелким почерком набросал другой расчет: ежедневно на земном шаре рождается столько- то людей, умирает столько-то. Значит, каждого возраста ежедневно уми­ рает столько-то. Какой же, интересно, коэффициент вероятности для смерти любого из людей определенного возраста на каждый день? А на каждую минуту? Он выписал формулу, но, подставляя значения, запу­ тался. Формула была неверной, здесь нужно было интегрировать. Мак­ симов решил не позже завтрашнего дня проконсультироваться у профес­ сора Фасса: он считался выдающимся математиком, специалистом по те­ ории вероятности и вариационному исчислению. Как сострил на его счет Белявцев лет двадцать тому назад? Лучший математик среди химиков и лучший химик среди математиков? Успокоившись на решении посоветоваться с Фассом (а не засмеет?), Максимов тщательно зачеркнул свои формулы и присоединился к другим ученым. II Рассказывая в двадцатый раз содержание своей беседы с Калини­ ным, Белявцев тоже в это время думал о другом. Академик, ученый с ми­ ровым именем, Петр Акимович Белявцев приближался к своему девяно­ столетию в состоянии духа, которое древние греки называли лучезарной старостью. Известие о смерти Ильи Ивановича не вызвало в нем ника­ ких мыслей о собственной смерти. Он уже пережил все это — то есть страх смерти. Это было двадцать лет тому назад, он купался в море, про­ студился и провалялся два месяца в сочинской больнице с воспалением легких. Кризис, то есть страх смерти, продолжался недолго, всего одну ночь. А потом все прошло... Петр Акимович родился в шестидесятых годах прошлого века. Он слу­ шал лекции Бутлерова и Менделеева, встречался с Мечниковым, Зини­ ным и Бекетовым, учился у Марковникова и Зайцева. Он пережил своих учителей— это было естественно, но он пережил и многих учеников. Бу­ дучи сам выдающимся ученым, Петр Акимович вдобавок жил еще отра­ женным светом целой плеяды титанов русской химии и их школы, живым памятником которой он являлся. Огромный, ширококостный, со старче­ ским румянцем во всю щеку (склероз, батенька, склероз!), с окладистой белой бородой, в кокетливой ермолке из черного шелка, прикрывающей розовую лысину, Петр Акимович и среди окружающих его, часто немо­ лодых людей, казался патриархом.