Сибирские огни, 1961, № 8
— Товарищ Гашек дежурит в типографии. В подвале- кирпичного дома уездной типографии стучали печатные- машины. Командир с комиссаром поднялись на второй этаж. Над маленьким столиком склонился молодой человек в шапке пыш ных, русых кудрей. На нем складно сидела новая гимнастерка. Он читал газетные полосы. — Гашек! — воскликнул Матэ. — Ярослав... Кудрявый пристально взглянул на Матэ и охнул. Его лицо все рас плылось в доброй улыбке. — Боже мой! Залка! Вот где встретились! — Они бросились друг к другу в объятья. — У тебя же, Матэ, были светло-голубые глаза, — приметил Га шек,— как у малого ребенка, а теперь, как сталь, серые... Самые муж ские! — Вырос, постарел! — отшучивался Матэ. Иван, пожав руку Ярославу, отошел в угол кабинета и сел на диван,, рядом с высокой грудой старых газетных подшивок. Он пристально гля дел на Гашека. У того на светлом лице играли очень подвижные мор щинки. — Слушай, что же случилось в Венгрии? — спросил Матэ. — Разбойники империализма зверски задушили Венгерскую совет скую республику, потопили ее в море крови. — Будь они прокляты! — вырвалось у Залки. Матэ все еще не верилось, что он нашел своего друга Ярослава Гашека. Он помнил его лицо без морщинок. И трудно было представить себе, что человек, дошедший до Красноярска в рядах Красной Армии, — это тот самый Ярослав Гашек, который был долго так наивен в своих сокровенных мечтах. — Вот теперь я могу тебя поздравить, Ярослав, — сказал Матэ. — Понимаю. Но теперь ты мне скажи, когда сам ты сделал первый шаг? — спросил Ярослав. — Хорошо, скажу, как на исповеди, — смеялся Матэ. —Незадолго до войны мне попалась пьеса Максима Горького «На дне». И вот, ясно помню, как потрясла она меня... Я несколько дней ходил, как потерян ный... Пьеса захватила меня, неискушенного, привела на край пропасти и заставила взглянуть вниз. Уже в пятнадцатом году, я — венгерский офицер, привыкший к привилегиям, написал антимилитаристический рас сказ «Янош-солдат». Меня даже близкие возненавидели... Но главное — Сибирь... Здесь я прошел курс политического университета... Я понял, что революция в России не только революция русских. Она — для всех трудящихся. За нее всем надо драться — русским, венграм, чехам... Ре волюция пойдет по всей Европе — до самого ее края, до Испании... Она, пойдет по всему миру!... Раньше или позже, но пойдет. Они помолчали. Снизу доносился ровный стук печатной машины. — Да, мы выдержали испытание... Нашли верный путь жизни, — заговорил Ярослав. —Жаль, что многих нет уже с нами... Колчаковцы, перед отступлением из Омска расстреляли многих политических заклю ченных. Сто двадцать гробов пронесли мы в Загородную рощу в первый' же день, как вступили в город. За два дня до нашего прихода они рас стреляли Иожефа Шамоди... Матэ покачнулся. Его лоб мгновенно покрылся испариной. — Какого человека загубили, мерзавцы, — с трудом выговорил он.— Я встретил его в Омске. Нас познакомил Карой Лигети. — Лигети? — повторил Гашек. — Его тоже расстреляли. Матэ тяжело опустился на диван рядом с Изосимовым. Иван уви
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2