Сибирские огни, 1961, № 7

Т а м а р а ЯН МОСКВА—НОВОКУЗНЕЦК Никакой он не экспресс — наш поезд, что ползет сейчас в снегах по пояс — через Волгу, и Иртыш, и Обь, по мостам выстукивая дробь. Возле каждого столба стоит он. «Незавидная судьба!» — пыхтит он. Что ж! У поездов и у путей судьбы тоже есть, как у людей. Ну, а этот поезд — работяга... Вот, зеленый, вылез из оврага, ящеркой на солнце заиграл и полез, цепляясь, на увал. А в вагоне спят, поют и курят, режутся в козла и балагурят. Демобилизованный боец ждет, когда же домны, наконец. Тихая дивчина из Рязани смотрит васильковыми глазами — скоро ли взмахнет издалека рукавом лебяжьим Томь-река? В чемодане у нее спецовка, а в кармане у нее — путевка... Девочка, рязаночка моя, жаль, что нет путевки у меня! Жаль, что мне уже не девятнадцать, что уже за тридцать, не за двадцать, но, как ты, я еду в эту даль... Этого, сестренка, мне не жаль. На Томи сейчас лохматый ветер, снег на тополях летуч и светел, и почти не виден в снегопад бог огня — Кузнецкий комбинат. Но к нему, к нему спешит наш поезд — то в лесах, а то в снегах по пояс, отдувается, кряхтит, свистит, у перронов маленьких грустит, через Волгу, и Иртыш, и Обь с важностью выстукивает дробь... К У З Б А С С Вы видали Кузбасс? Вы слыхали Кузбасс? Его мощный, протяжный, раскатистый бас? Он в брезентовой куртке, в больших сапогах, утонул по колено в сибирских снегах. Но в поту его плечи и руки —■в жару. Он стоит, великан, на снегу, на ветру в красных отсветах пламени. Он сталевар. И в лицо ему пышет расплавленный жар, буря огненных брызг... Он еще и кузнец, синим рельсам, бегущим по свету, отец. Черны руки его...