Сибирские огни, 1961, № 7
Глава вторая 1 Чутко прислушивается морозная тишина к переливам подобранных в лад колокольчиков. Под их перезвон легко думается... Многое видывал в жизни почтовый ямщик Иван Изосимов. Женился он по любви на сироте. И не успел еще свить своего гнезда, как забрили его в солдаты. Два года прослужил в кирасирском полку, куда зачисли ли его за саженный рост. «И за красоту»,— добавила бы Наталья, жена... А тут грянула война. Пять лет без малого батрачила Наталья по лю дям и все ждала мужа, изо дня в день поглядывая на тоскливый хабаров ский большак. Приударил за стройной солдаткой приехавший летом в гости моло дой подхорунжий. Сулил ей золотые горы, обещал взять Наталью с со бой. Заманчиво было слушать его речи, но любовь к Ивану уберегла На талью от соблазна и греха... Позвал как-то ее подхорунжий на сеновал — искать будто бы пропавшую перчатку, да и обнял Наталью, прижал к се бе. Она наотмашь ударила его по лицу и выпорхнула, только синий ло скуток косынки, легкий, как перышко, остался на пряжке портупеи под хорунжего. Изосимов был ранен. Попал в лазарет. Каким-то чудом — то ли слишком много людей прошло через руки главного врача, то ли, погля дев на Ивана, он неожиданно пожалел его,— но так или иначе получил Иван увольнение домой. Вернулся он в село Покровское на берегу Амура не в добрый час. Трудно сказать, какой лиходей отравил жизнь Изоси мовых лживым словом. Разбушевалась в Иване запоздалая ревность. Не поверил он жене, и начала Наталья таять, а к весне стала совсем плоха. Осталась от ее прежней красы одна только глубокая синева боль ших скорбных глаз. Благословив однажды на рассвете мужа ослабевшей рукой, она тихо погасла. Поздно понял_ Иван, как можно недоверием убить человека. 1яжко было предавать земле свою любовь. Рыдал, как дитя, обхватив жилисты ми руками холмик холодной земли, а на широкой спине вздрагивала тень березового креста... С той весны стал Иван молчуном-нелюдимом. Промаялся он лето в пастухах, прохарчевал по чужим дворам, а после Покрова поступил в ямщики. Как выпьет Иван, в тот же час на Унжу, к своему корню уехать засобирается, а протрезвившись, молчит — знает, что не в силах оста вить могилу Натальи. Так вот и развозит он теперь чужие радости и горести на почтовых... И вдруг Ивану вспомнилось: лежит он на полатях вместе с разме тавшимися от жары сестренками и братишками. Отец, устилая самодельную кровать с деревянными шарами, говорит матери: — Не буду нынче возить лес. Всей семьей ни черта не заработали. — На плотах и то лучше,— соглашается мать. ...И ушел отец ранней весной на Ветлугу гонять плоты, а вскоре, как гром, грянула страшная весть: простудился Харлампий, тяжко заболел и чомер. Долго голосила мать, гладили бабы мокрыми от слез руками мал мала меньшую детвору и торопились на покос... В страду, когда мать жала рожь, родился на меже девятый брат Алексей. Снова ревела вдова от горя, что одним ртом прибавилось. Чуть- вставали подростки на ноги, тут же и уходили в сторону искать хлеба.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2