Сибирские огни, 1961, № 7
лице начались беспорядки: на Знаменской площади полиция стреляла б - рабочих Путиловского завода, вышедших с красными плакатами: «Хле ба!», «Долой войну!», «Долой самодержавие!». В генеральном штабе как будто всерьез изучали настроения в армии и в тылу противника. От мрачных мыслей его отвлекала болтовня с ока завшимся здесь же молодым красавцем поручиком, вручившим ему в ва гоне образок «Скорбящей божьей матери». К удивлению Бахметьева, по ручик в ворохе грязных писем находил какие-то интересные факты, одна ко никак не нужные штабу. — Ах! Какая прелесть! — восторгался поручик, читая довольно объ емистую рукопись, названную переводчиками: «Записки пленного офице ра».— Вот это документ! Почитайте, Олег Алексеевич! Поручик положил на стол перед Бахметьевым папку и вышел из комнаты. Бахметьев взял перевод рукописи, закурил папиросу и принялся читать. «...В середине апреля тысяча девятьсот пятнадцатого года я был ра нен. Это была вторая рана, полученная мною за время войны. После вшивых окопов и изнурительных переходов по весенней распутице легкая рана в ногу была настоящим подарком... Я попал на войну прямо с учебного плаца. Уже кончался год моей службы вольноопределяющимся, и к зиме, нашив на воротник куртки петлицы младшего офицерского чина, я мог бы распрощаться с армией до следующих маневров и возвратиться к нормальной жизни. Но в ав густе разразилась катастрофа. В тех же красных чикчирах с золотыми на шивками, в которых мы играли в войну на плацу тихого провинциально го гарнизона, я вошел в вагон и отправился на сербский фронт. Одного того, что мы творили в Сербии, было достаточно, чтобы в по рядочном человеке перевернуть все вверх дном. Но нас еще опьяняли агитационные трюки, в каждом сербе мы виде ли «комитаджи»1, в каждом селе ждали нападения с тыла и неистовство вали, стреляя слепо и безжалостно. Вероятно, во мне от природы было заложено чутье правды. Во время одной из передышек между боями я возмущенно сказал своему капита ну, к которому относился, как к старшему другу, и которого считал чело веком культурным и гуманным: — Хотел бы я видеть, как бы поступили мы, венгры, если б сербы так же ворвались к нам, как мы к ним? Я получил совершенно неожиданный ответ: — Бросьте эту социалистическую галиматью. Так не должен рассуж дать будущий гусарский офицер. ...Весной пятнадцатого года мы уже не были конницей. Генерал ба рон фон Фрорейх погубил соединенную австро-венгерскую кавалерию, по слав ее в атаку с четырехкилометрового расстояния на девять рядов гу стых проволочных заграждений русских. Гусары, уланы, кирасиры были разбиты наголову. Штабы армии, корпусов и дивизий поделили между со бой жалкие остатки кавалерии, образовав из них небольшие тыловые разъезды, а во время передвижения используя их для разведывательной службы. Наш полк тоже спешили, коней отправили в тыл и превратили' гусар в «пластунов»-стрелков. Нет большего унижения для кавалери ста, чем заставить его воевать пешим. Да... Низкий поклон генералу фон Фрорейху! Между собой мы рассуждали так: — Нам эта война не нужна. Эрцгерцог Фердинанд терпеть не мог венгров. Какого же черта мы должны мстить за его смерть? 1 К о м и т а д ж и — македонские партизаны в начале XX века. (Прим. ред.у.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2