Сибирские огни, 1961, № 7
Паровоз пронзительно засвистел. Впереди на горах над зелеными са дами сверкали главы церквей, голубые, красные крыши домов. Над Киевом гудел благовест. По тряской булыжной мостовой медленно двигались степенные во ловьи упряжки с тяжелоранеными. Рядом с ними в сломанном строю шли оборванные и грязные, с запыленными усталыми лицами пленные. Их конвоировали, сдерживая коней, чубатые казаки с карабинами через плечо. Приземистые одноэтажные постройки тянулись вдоль шоссе. На улицах цвели зеленые каштаны. Пленному лейтенанту они казались родными. Пленных гнали по Владимирской улице, мимо Золотых ворот, через Софийскую площадь с прозрачной колокольней и величественным всадником с булавой в руке. Все боковые улочки, бегущие к Крещатику, были запружены народом. Жалостливые киевлянки передают пленным австрийцам, немцам, чехам, полякам домашнее печенье, моченые яблоки, шматки украинского сала. Всюду слышатся негромкие, разноязычные, но понятные слова благодарности. У развилки дороги внезапно смолк нестройный гул подкованных баш маков. Кончилась мостовая. Над головами поднялось ржавое облачко пыли. Повозки свернули в переулок. Крутой спуск вел креке. На берегу, в белом двухэтажном здании женской гимназии, обнесен ном колючей проволокой, натянутой на свежие деревянные столбы, на спех развернули лазарет. В комнатах с эмалированными табличками: «VII класс», «Учительская», «Классная дама» — разместили офицеров. В углу зала для большой перемены, между деревянными топчанами, те сно зажат рояль. Кто-то, видно, забыл опустить полированную крышку «Бехштейна», и она сейчас напоминала сломанное крыло огромной чер ной птицы. В бывшей гимназии начиналась необычная жизнь. Окна комнаты «Классной дамы» выходили на раздольную излучину Днепра. Целыми днями смотрели офицеры на золотую дугу пляжа с раз ноцветными грибами тентов, на многочисленных купальщиц, а в час зака та — на одинокую лодку бакенщика, поблескивающую веслами на про сторной реке. Томительно и нудно шло время. Легкораненые офицеры слонялись по палатам, не обращая внимания на недовольную воркотню прикован ных к койкам. Вечерами офицеры ставили между двумя койками ломберный сто лик и начинали резаться в карты. Входя в азарт, картежники ^ шумно спорили, бранились, а иногда дело доходило до драки, ломберный столик с грохотом опрокидывался, и в воздух взметались табуретки. Во время одной такой свалки распахнулась дверь палаты. Игроки спрятали карты. Но вместо главного врача грозы всех раненых, в две рях показался босой небритый солдат с рукой на привязи, в коротком, не по росту, белье. И короткое белье, и остриженные лесенкой волосы дела ли солдата забавным, но он спокойно выдержал насмешливые взгляды офицеров. .. _ Господа офицеры! Там тяжелораненые, нельзя ли не шуметь? — твердо сказал солдат. Офицеры захохотали. Один подал команду: — Кругом!.. Раненый сверкнул темными глазами: — Эх, сказал бы я вам... И он ушел, резко хлопнув дверью. Игра продолжалась. В дальнем углу у окна, на зыбкой железной койке с соломенным матрацем, лежал пленный лейтенант. Когда картежники снова подняли крик, он приподнялся.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2