Сибирские огни, 1961, № 7
ду. Поблагодарив крестьянина, Бахметьев двинулся в путь. На повороте он оглянулся. Испанец приветливо махал рукой. ...Они вдвоем сидели на скамье в тени старого дуба. Внизу, под об рывом, раскинулась широкая долина с нераспаханными полями, остров ками оливковых рощ, кустарниками вечнозеленого маквиса. Вдали, на поминая реку, блестела дорога и терялась в темной синеве гор. Невысокий, в очках, в коричневой кожаной курточке, Михаил Коль цов горячо о чем-то говорил, немного задерживаясь в поисках нужного испанского слова. А широкоплечий с круглой бородкой Эрнест Хемингу эй внимательно слушал. Полгода назад они встретились в Мадриде, ког да линия фронта проходила по университетскому городку, между двумя факультетами: медицинским и философским. И вот теперь, после боев под Гвадалахарой, оба приехали в эту опустевшую деревню. Хемингуэй молча,Слушал Кольцова. Лишь густые, тяжелые его бро ви иногда чуть поднимались. Когда Кольцов кончил рассказ, он встал скамьи, высокий и прямой, слегка наклонив голову, будто прислушиваясь к шелесту листьев, сказал: — Да, интернациональная бригада нанесла серьезное поражение французам! — Пока еще это только начало,— заметил Кольцов. Из открытого окна хижины послышались веселые слова: «Капитан,, капитан, улыбнитесь!» — пел хрипловатый голос с заигранной граммофон ной пластинки. В дверях показался смуглолицый, широкоплечий человек в форме генерала республиканской армии. — Сейчас шашлык кушать будем! — улыбаясь и с нарочитым кав казским акцентом крикнул он. — Матвей Михайлович,— обратился к нему Кольцов,— я сейчас рас сказывал, как ты вчера прятал от «Юнкерсов» старинные иконы. Госпо дин Хемингуэй от тебя в восторге! Хочешь, скажи ему: мол, в Москве есть венгерский писатель Матэ Залка. Попади он в эти места, непремен но описал бы этот случай, а в Литиздате его бы не похвалили за такой уклон в безыдейную экзотику... — Факт, обругали бы, Михаил Ефимович, но все же, как говорят в Сибири, айдате в избу, шашлык остынет! Кольцов, взяв под руку Хемингуэя, снова заговорил по-испански:- — Нас приглашают завтракать. Когда я вижу Лукача,— указал он на дверь,— я всегда думаю, как должен вести себя писатель в этой войне?' Казалось бы, он должен драться против фашизма оружием, которым лучше всего владеет,— словом. Байрон, пожалуй, больше бы сделал для человечества своей поэзией, чем своей смертью в Миссолунги. Но, види мо, есть моменты, когда писатель обязан стать и действующим лицом, быть рядом со своими героями. Фронт борьбы теперь протянулся очень далеко. Из окопов Мадрида протянулся через всю Европу, через весь мир... Ушло время жаждущих тишины. Логика нашего времени такова: каждый вынужден сказать фашизму «да» или «нет»! — закончил Коль цов, пропуская р низкую дверь пригнувшегося Хемингуэя. В хижине с глиняным полом было прохладно. На белых стенах висе ли пожелтевшие фотографии хозяев, угнанных франкистами из деревни- На столе лежал каравай белого хлеба. Одна половина деревянной ска мейки завалена книгами. Сюда, в далекую испанекую деревню, попал» «Чапаев» и «Как закалялась сталь». — Удивительно! — сказал Кольцов.— В интернациональной бригаде Лукача собралось двунадесягь языков и все понимают друг друга!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2