Сибирские огни, 1961, № 7
с трехцветными республиканскими знаками, самолеты вчера отважно и яростно набросились на фашистские бомбардировщики. Когда «Юнкере» со свастикой рухнул на землю, люди ликовали. Испанки, с гладкими прическами, с розами в черных пучках волос, устремились вверх по ши рокой и крутой лестнице Сан-Херонимо. Они размахивали яркими шаля ми, кричали: «Русо! Амиго!» и посылали в небо воздушные поцелуи. Путник поднялся и еще медленней двинулся вперед. Воспоминания снова нахлынули на него. Он так ясно видел свой последний день в России, так ясно еще слы шал прощальный гудок! ...На трапе парохода страшная давка, люди обезумели. Все рвались на спасительную палубу. Его сдавили, дышать стало нечем, и как он очу тился на палубе, не помнит. Первое ощущение — глубокий вздох, пре рванный громовыми раскатами красной артиллерии. Толпа, запрудившая палубы, взревела, требуя отправки. Наконец заработал винт, и пароход, в з д р а г и в а я , отошел от берега. Пристань, мол качнулись и двинулись в сторону. Не успевшие сесть на пароход люди, размахивая тросточками и зонтиками, истошно кричали. Помнится, в первые минуты ни капли жалости или сочувствия он не ощутил в себе. Не мысль, а какая-то дикая радость, что он спасен, овладела им беспредельно. На берегу, покрытом крупной галькой, пугливо сгрудился табун ка зацких лошадей. Там оставался и белолобый Черкес Бахметьева. Чайки пронзительно пищали над мачтами. За кормой вскипали волны. Резкий сигнал автомобиля нарушил воспоминания. Вздымая под сохшую на солнцепеке пыль, промчались два лимузина. На крыле перед него американский звездный флажок, на втором — флажок с двумя льва ми, вставшими на дыбки... За ними, силясь не отстать, катился малень кий французский «Ситроен». Мелькнули черные очки и линзы фотоаппа ратов. «Корреспонденты,— устало подумал путник.— Спешат к генералу Лукачу». Вдали светились, клубясь, умытые облака. В России такие облака бывают сразу после дождя, когда выглянет солнце. Каков этот генерал Лукач? Поверит ли он, что бывший русский офи цер, капитан царской армии, белогвардеец Вахметьев, ненавидит фа шистов и хочет сражаться против них? Поверит ли?.. «Меня фашисты из били только за то, что я русский». Но какой-то другой внутренний голос настойчиво подсказывал: «Нет, ты лучше расскажи Лукачу, как тебя из били докеры в Нью-Йорке, когда узнали, что ты белогвардейский офицер!..» Дальше дорога, круто извиваясь, поднималась в гору. Вахметьев решил передохнуть, отер пот с лица и присел в тени олив кового дерева. Из-за кустов ладанника показался мул с двумя седоками в плете ных корзинах по бокам. Один с искаженным болью землистым лицом ти хо стонал, лица другого не было видно — все в бинтах. Позади мулов шел смуглый пожилой крестьянин в широкополой соломенной шляпе. — Генерал Лукач?— переспросил он Бахметьева, обмахивая лицо бумажным веером, и показал на гору. Затем полюбопытствовал: — Франсе? — Россия! — ответил Вахметьев и почувствовал, что впервые за много лет скитаний так легко произнес имя своей родины. — Русо! Амиго! — воскликнул испанец и дружески похлопал Бах метьева по плечу. Затем он подбежал к остановившемуся мулу, достал из сумки гли няную посудину с двумя носами и протянул ее Бахметьеву. Несколько глотков кислого вина, пущенного струйкой в открытый рот, утолили жаж
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2