Сибирские огни, 1961, № 7

А случайно ли большое стихотворе­ ние 1955 года «Нет, жизнь меня не об­ делила» теперь полностью вошло в поэ­ му? Оно настолько органично завершает главу «С самим собой», что невозможно обнаружить никакого «шва»! Кровное родство «За далью—даль» со многими стихами А. Твардовского, на­ чиная с довоенных, — оспаривать невоз­ можно. А с поэмами? Действие каждой из них — полностью или в значительной мере построено как движение героя по дальним дорогам. Моргунок путешествует по стране в год великого перелома в крестьянской жизни; Теркин идет и идет, а изредка— едет по военным дорогам родины, с болью в сердце узнавая , «по какой ру­ беж своя» и отвоевывая ее плененные просторы; Андрей и Анна Сивцовы в те же горькие времена тоже покинули род­ ной дом у дороги, он — подобно Тер­ кину, она — «как пленные, в толпе — на Запад под конвоем». И все — с думой о своей судьбе, судьбе родных, судьбе Родины. Нет, не случайно позже Твардовский вспомнит: «Мои герои — все в дороге!» Он скажет это в заключительной главе «За далью—даль». Можно добавить, что и независимо от этого существует прямая связь меж­ ду «За далью—даль» и, по крайней ме­ ре, одним из трех названных произведе­ ний — «Василием Теркиным». На первый взгляд, это кажется стран­ ным: ведь в этих вещах существенно разное время действия: война — и мир! Одно из этих произведений вполне обоснованно названо именем сквозного героя, — личности предельно обобщен­ ной, быстро ставшей нарицательной и в то же время удивительно яркой в своей жизненной индивидуальной конкретно­ сти. Другое в обычном смысле слова — .«безгеройно». Мало ли так и бросающихся в глаза различий в этих вещах?.. И тем не менее — без «Василия Тер­ кина», без особого творческого опыта, приобретенного автором в многолетней работе над «книгой про бойца», без ос­ воения им нового принципа организации материала в крупном произведении, без практически оправдавшего себя (у дан­ ного автора) свободного нарушения тра­ диционных закономерностей жанра по­ эмы — трудно представить себе «За далью — даль». В «Ответе читателям «Василия Теркина» Твардовский гово­ рит: «Теркин» был для меня во взаимоот­ ношениях писателя со своим читателем, моей лирикой, моей публицистикой, пес­ ней и поучением, анекдотом и присказ­ кой, разговором по душам и репликой к случаю». Но разве все это не характерно для построения «За далью — даль»?! Ведь это, конечно, и «песнь» и «поучение» и конечно же едва ли не прежде всего душевный разговор с читателем, раз­ говор, в котором столь большое (иной раз даже кажется, что излишнее) место за­ нимает реплика к случаю. И еще: «Не поэма, — ну и пусть себе не поэ­ ма, решил я; нет единого сюжета — пусть себе нет, не надо... Не намечена кульминация и завершение всего повест­ вования — пусть, надо писать о том, что горит, не ждет, а там видно будет, раз­ беремся». Но ведь очень многое из только что процитированного уж никак не в мень­ шей степени относится к «За далью— даль»! И наконец, исключительный интерес представляет дневниковая запись, отно­ сящаяся к началу работы над «Терки­ ным» (когда автор еще склонен был на­ зывать свое произведение так, как назы­ ваем его мы, — «поэмой», а не «кни­ гой»): «Больше отступлений, больше самого себя в поэме» Но ведь именно это и осуществлено в «За далью—даль»! Однако в скверном положении оказа­ лись бы те литераторы, которые, приняв эти слова за признание Твардовским до­ пустимости «анархии» в творческой практике, пытались бы сочинять аморф­ ные, ничем внутренне не скрепленные «поэмы»! Замечательный поэт поясняет, что он был озабочен поисками формы, но имен­ но той, которая ему была нужна. В «Теркине» ему нужно было по-сво­ ему решить тему «народ на войне», при­ чем в целом создать широчайшую кар­ тину событий. Он стремился, по собственному выра­ жению, — к «фронтовой «всеобщно­ сти» содержания». На страницах нового произведения — перед нами — народ в' мирном созида­ нии. Здесь Твардовский стремился, ес­ ли можно так выразиться, — к мирной «всеобщности» содержания1. Творческие интересы, художественные устремления Твардовского развиваются очень гармонично, последовательно. Дви­ жение их происходит по единой, давно избранной магистрали. . Его стилевая манера начала склады­ ваться давно: он лишь совершенствует ее, не желая изменить ей. 1 Я говорил, что «За далью—даль» — явно сродни всему творчеству Твардовского. Добавлю: в том числе — и прозе, которой, между прочим, тоже присуща «всеобщность». Правильно, по-моему, подметил это А. Мака­ ров: «Пейзаж, характер случайного встречного, грусть авторского раздумья сливаются (в его прозе. — Б. Р.) воедино, обогащая тебя какой-то всесторонностью видения сложной живой жизни, сообщая нужное настроение». («Литературная га­ зета» от 9 февраля 1960 года).