Сибирские огни, 1961, № 7

БОРИС РЯСЕНЦЕВ В Е Т Е Р ВЕКА 1« „Такая д а л ь—твое з а д а н ь е “ Пора! Ударил отправленье Вокзал, огнями залитой, И жизнь, что прожита с рожденья, Уже как будто за чертой. Вдумайтесь, прежде чгм читать даль­ ше, в эти простые и вместе с тем удиви­ тельные строки, открывающие «За далью—-даль» Александра Твардовско­ го... Какая обостренная интенсивность чувства, какая динамичность мысли в этом стремительном зачине! Энергия этих строк способна, кажется, сообщить воображению сегодняшнего читателя своеобразное «ускорение»: может пока­ заться, что речь идет не о'привычном отходе поезда «Москва—Владивосток» с «прозаического» вокзала, а о... первом старте пассажирского звездолета с кос­ модрома! Ведь этого сравнения: «И жизнь, что прожита с рожденья (обратите внима­ ние: вся жизнь, вся — до этой мину­ ты! — Б. Р .) уже как будто за чертой» (с какой огромной значительностью зву­ чат здесь слова: «за чертой»), — выра­ зительной силы этого сравнения хва­ тило бы для начала поэмы о первом космонавте, о том, что должен почув­ ствовать и ощутить он, когда услышит сигнал к небывалому в истории чело­ вечества взлету! Вместе с тем, сравнение это — и по интонации, и по динамичности — пере­ кликается с другими строками «За далью—даль» , на первый взгляд уж никак не могущими вызвать представле­ ния о самочувствии первого разведчика космоса: И все, что сделано доныне, Считаешь только черновой. Тем поразительнее тот факт, что за несколько минут до взлета космического корабля «Восток» 12 апреля 1961 года Юрий Гагарин, сам того не подозревая, будто перефразировал слова Александра Твардовского, заявив: «Все, что прожито, что сделано преж­ де, было прожито и сделано ради этой минуты!» Ведь по смыслу это — фразы-близне­ цы, фразы-синонимы! Разумеется, сам Твардовский ни о чем подобном не думал, когда писал в 1950 году главы, из которых взяты приведен­ ные мною строки и, скорее всего, не думает так и теперь. Он имел в виду начало действительной поездки по незнакомой дороге и начало самого ответственного для него творчес­ кого труда. Но нам-то он дал возмож­ ность думать об этом, соотносить его мы­ сли с событиями и фактами, далеко вы­ ходящими за пределы первоначального замысла автора. Только произведения очень больших поэтов, выражающих думы народные, обладают таким богатым смысловым ре­ зервом, таким могучим «запасом проч­ ности». И это свойственно Александру Твар­ довскому, который и раньше восприни­ мался как «впередсмотрящий» на ко­ рабле советской поэзии. Совсем не похожий на Маяковского тембром поэтического голоса и своей стихотворной «походкой», вернее — по­ ступью (и даже — спорящий с ним по эстетическим и чисто «технологическим» вопросам), он, тем не менее, как бы принял у него эстафету и тоже «во весь голос» рассказывает «о времени и о себе». После «Страны Муравии», «Дома у дороги» и «Василия Теркина» мы убе­ дились в его неизменном стремлении и возрастающем умении улавливать и ху­ дожественно запечатлевать решающие поворотные этапы истории советского общества-, существеннейшие явления народного бытия, меняющие судьбы мил­ лионов людей. Но нигде не достигал он такой широ­ ты образного обобщения эпохи и такой глубины философского осмысления ее, как в «За далью—даль»,