Сибирские огни, 1961, № 7

Все брал у купца. И все, что добывал, — отдавал ,— купцу. А купец •строгий. Его помнит Худи Сэрако. К осени приезжал с юга. На паруснике. Заби­ рал рыбу. К весне приезжал батрак купца. За песцовыми шкурками. — А потом пошла другая жизнь, — говорит Худи Сэрако, — шибко жал ­ ко, что не видел ее Худи Хакуле. Так и схоронили не повидавшего хорошей жизни Худи Хакуле... Как пришли в тундру солдаты со звездочками, да погнали купцов— лучше стало ненцам. Фактории появцлись... Кооперация... Всего было. Свои сна­ сти у меня, и' ружье, и капканы... — Потом пошел я в колхоз, — помедлив, продолжал Худи. — Сам пошел. Луце Алешка Федоров сказал: хорошо в колхозе, все вместе будем. Жить бу­ дем лучше. Правильно говорил Алешка. Любит ненец, когда вместе. Яков Ива­ нович Херасков, Николай Иванович Херасков и я, Худи Сэрако, первыми колхоз­ никами стали. От нас на Ямале и колхоз имени Ленина пошел ,— с гордостью за­ ключил старый рыбак. — Вот смотри, уважают Худи Сэрако, — после некоторого молчания заго­ ворил он снова и, достав из-за пазухи кожаный мешочек, извлек оттуда блес­ нувшую золотом звезду Героя Социалистического Труда. — И орден дали нен­ цу — Ленина орден, — показал на грудь Худи. — Хороший рыбак Худи С эр ако ,— пояснил Вануйто .— Двадцать лет ру ­ ководит 'бригадой рыбаков, и не было еще путины, чтоб не перевыполнил план улова. — Всю реку знает, — вставил Худи Мукомдомэ, — лучше меня знает, когда какая рыба идет, где и чем черпать ее надо. Крепкий у нас старик! — с похвалой заметил он, выразительно поглядев на Худи. А тот встрепенулся. Морщинка суровости набежала над переносицей. Строго посмотрел на Муком- домэ. — Не говори — «старик», плохое слово— «старик». Худи Сэрако еще мо­ жет работать. Острый глаз у Худи Сэрако. Крепкие руки у него. И рыбу он ло­ вит, как комсомольцы, и песцы его капканы не обходят... Не говори «старик». До конца семилетки Худи Сэрако не может быть стариком. И не хочет быть ста­ риком. И не будет, пока семилетку не выполнит. Худи Сэрако говорил правду. Я ходил с ним на бударке на замет невода. И видел: мастерски он ловит рыбу, будто сама она тянется к его неводам. И не удивился, что в графе: «добыча» на «Доске показателей колхоза имени Ле­ нина» была его фамилия и его бригада первой. Я хорошо присмотрелся к жизни людей его бригады. И понял: они, эти люди, не заброшены. Их жизнь наполнена •большим содержанием. Их думы — те самые думы, коими живут все советские люди. — Кто я был? — показывая на себя, спрашивал Худя Сэрако. — А они кто были? — кивал на людей своей бригады. — Самоеды. Так нас называли. Давным-давно. Не был я и они не были человеками... Самоедами были... Верно говорит Худи? — обращался он к Энсу Павловичу. — А теперь кто я? Ненец. А они? Ненцы. Люди! — Правильно, Худи, — заметил Вануйто, — ненец, и верно, на русский язык перевести — значит — человек. — ЧелоЬек! — повторил Худи Сэрако. Мне показалось, что при этом слове он даже расправил плечи, стал выше, крупнее. Мы стояли на берегу Оби. Она сверкала под лучами незаходящего солнца. Желтую дрожащую дорожку отсвета резала шустрая бударка. Рыбаки затяги­ вали невод. Из культпалатки доносился голос диктора. Передачу слушали жен­ щины, отдыхающие перед работой. И тогда мне вспомнилось короткое сообще­ ние в газете со страшной фразой «затерянные люди». Так назвал канадский эс­ кимос резную вещичку из дерева, которая изображала иглу — жилье эскимоса ■средь безмолвной белой пустыни... Затерянны е люди!.. Я мысленно перенесся через Ледовитый океан, отделяющий берега двух