Сибирские огни, 1961, № 7

Г л а в а д е с я т а я У ненцев не принято говорить «спасибо». Нет такого слова в их языке. З а ­ ходит незнакомец в чум — семья обедает, садись к костру, как член семьи. Твоя пища — его пища. Твой кров — его кров. Запив рыбу или оленину несколь­ кими кружками крепчайшего чая, ненец перевернет кружку вверх дном: -— Мась! — скаж ет . Значит — хватит! — и на боковую. Твои шкуры — его шкуры. Твой чум — его чум. Ты придешь в любой чум — обрадуются. Приветят тебя, как лучшего дру­ га, хотя и видят впервые. Напоят, накормят, живи, сколько хочешь. Прекрасен этот древний родовой обычай гостеприимства. В тундре без него не обойтись и теперь. Нужен он в немеряных просторах, где люди, один от друго­ го на многие десятки, даже сотни километров. При таком обычае не затеряется человек в тундре. Всюду у него найдутся друзья . И гостеприимство, неписаный, но твердый закон, усваивается здесь с детства. Потому ненец, приехавший из тундры, не будет искать простенькой заезж ей . К чему она? Заходи в любой дом — чувствуй себя как дома. Наткнулся на чум, что стоит на окраине ,— вой­ ди как в свой собственный. А мне — хуже. Я — не ненец. Пользоваться гостеприимством, беспокоить людей мне неудобно. Десятки условностей, воспитанного в другой обстановке че­ ловека, связывают по рукам и ногам. Возвращ аясь из поездок п© тундрам , я пле­ тусь в здание райкома и ночую в одной из комнаток на узком, покатом диванчике. К искреннему удивлению Энсу Вануйто, отказываюсь идти в дом. — Ко мне,— пытается уговорить он ,— пойдем ко мне! Не хочешь — к со­ седям.,.. На его широкоскулом лице после вежливого отказа возникает выражение искреннего непонимания. В тот вечер, когда я ожидал его появления в райкоме, забеж ала ненка и сообщила: — Энсу Павловича не будет... Уплыл к рыбакам! Через полмесяца, вернувшись в Яр-Сале, я снова зашел в райком. — Тут! — тихонько обронила секретарша, указав пальцем на тонкую, чуть приоткрытую дверь. Я вошел. За столиком сидел человек с высоко поднятым пра­ вым плечом. Рукав его телогрейки заправлен в карман. Человек приподнялся и, опершись рукой о стол, чуть картавя, представился: — Товарищ Вануйто!.. Энсу! И после какого-то раздумья, добавил: — Павлович. Энсу Павлович. Секретарь райкома партии. Мы познакомились. И после беседы я чувствовал себя так, словно знаю Энсу Павловича давным-давно. — Я — корневой человек! — рассказывал он .— Правда, корневой... Не­ понятно? И он поведал мне историю своей фамилии. Выглядела она примерно так. Лет восемьдесят назад, а может, и чуть больше,, на севере тундры кочевал старик. Был он беден. И все его амгари — пожитки состояли из дырявого чума, облезлых шкур да хорея. Хорей был хороший, с резной ручкой. А своих оленей не было. Ходил он за чужими стадами. Ж ил впроголодь, как и многие другие. Бы ­ ло у него имя... Теперь уж не вспомнить — то ли Лингачи, а может, и Сусой. Но фамилии... не было. Совсем. Человек без фамилии. Называли его просто: Недвот- на •— батрак. Потому что работал на богача хозяина больших стад, по фамилии Окотетто, значит — многооленный. В ту пору большой мор напал на песца. Оттого видно, что маленькая тундро­ вая мышь — лемминг болела. Хватает песец лемминга, и сам бесится, гибнет в су­ дорогах. А нет песца — нет тебе и торговли с купцом. Худо было беднякам нен­