Сибирские огни, 1961, № 7

— Ненцы, брат, те, что перешли на оседлость,— продолжает Кирпичев,— уже не удовлетворяются старым чумом. А совсем уйти из чума — невозможно! Думали мы, рядили, создали новую конструкцию чума. Изготовили, что надо. В нашем-то чуме три окна, а стены — складывающаяся решетка. Легко ставить, легко разбирать, перевозить по тундре. Наш чум и тазовским ненцам приглянул­ ся. Самолетом переправили им. Хорош, говорят. Подуло прохладой. Над крышей райкома затрепетал бледно-розовый фла­ жок. Люднее стало на улицах. Потянулся от домов в клуб народ. Идет вперевал­ ку молодой ненец с женой. В новеньких летних малицах. Лица веселые. Кирпи­ чев степенно здоровается. — Ры б 5 г с песка доставил. Первую, свеженькую! — кивает на прошедше- , го .— Ну, а в клубе сегодня «Поднятую целину» показывают. Мы прощаемся около здания райкома партии. Отойдя на десяток шагов, Геннадий Николаевич возвращается. — Погляди, столбы стоят,— заговорил он с волнением,— электричество име­ ем. Во-он! — показал рукой на восток,— отсюда видать туда столбы бегут,— Сюнай-Сале. Какой колхозный поселок отгрохали. Загляденье. Хорошо! Ненцы по-новому живут! Здорово! Сам, брат, знаешь, до революции счи­ тали их неполноценными. Чушь! Замечательный народ! Работящий! И башкови­ тый. Тут у нас и врачи ненцы, и механики, и строители. Да в любом деле—сами хо­ зяйствуют... А от чума, брат, все равно отказываться нельзя. Вся тундровая жизнь на чуме построена. Какое-то мгновенье Кирпичев прислушивается к могучему голосу репродук­ тора около клуба. — Москва передает,— заметил он и продолжал, как видно, наболевшее: — Талом печку в доме не натопишь, нет, а в чуме — пожалуйста. До жары. Сколь­ ко мы лесу переводим — ужас! Не дрова горят, а денежки! Ведь кубометр дров двести рублей стоит. И не навезешься их.' Потому бывает холодно в доме. Ненец- то из тундры поглядит-поглядит, да в чум и юркнет. Дешево ему там жить, теп­ ло и привычно... Трудно разве приспособить для северян-тундровиков баллончи­ ки с отработанной нефтью. Чтоб дешевыми они были и легонькими. Из отходов производства. Два, три баллончика, скажем, на всю зиму для отопления дома. И все! Мы бы тогда острейшую проблему топлива решили. Какие бы деньги сэ­ кономили государству. А так ведь завозными дровишками целые поселки, счи­ тай, в дымоход выпускаем... — Заговорился я, что ли? — улыбается Кирпичев, и на его широком лбу расходятся тоненькие ниточки морщин.— До завтра! И он уходит. Я гляжу на неспешно шагающего прораба и думаю о том, что высказывает он верные мысли. Нужно вести работу по переводу на оседлость ненцев-кочевников. Нужны и поселки в тундре. Добротные, настоящие. Чтоб бы­ ли они центрами крупных колхозов. Но нельзя забывать о том, что жизнь нен­ ца связана с тундрой-кормилицей. Охотничает он не в поселке, а в просторах.. Рыбачит он не в протоках, на берегу поселений, а на далеких тундровых реках и озерах, уезж ая из поселка на долгие месяцы путины. Олень — неприхотлив. Сам добывает себе корм и летом и зимою. Но ягель растет медленно и не всюду. Б ез касланий — долгих переездов и перегонов оленьих стад — никак не обой­ тись. И тогда действительно становится понятным: чум для ненца — поистине дом родной. А главное в тундре — проблема топлива. Завозом дров, по старин­ ке, не обойтись. Нужны поиски иных путей, изобретение способов дешевого и удобного решения проблемы топлива для жителей Крайнего Севера. Над поселком, то усиливаясь, то стихая, разносится музыка. И я ловлю себя на радостной мысли: Чайковский. Времена года. Здесь, в тундре. Над поселком у мелкопесчаного мыса. А невдалеке от меня, опершись на решетчатый заборчик, стоит ненец. В летней малице. В броднях. Дымит трубкой. И... слушает. И от­ того, что он слушает музыку Чайковского, на душе у меня становится удиви­ тельно тепло.