Сибирские огни, 1961, № 7
— Метро? — переспрашиваю, боясь, что ослышался. — Ну, не совсем метро, а кое-что похоже ,— загадочно ухмыляется Кирпи- чев и, почувствовав, что я не отстану, берется за дверную ручку. Мы идем по улице. С трудом одолеваем лужу, перебираемся через грязь и, наконец, останавливаемся около дощатого строения, чем-то напоминающего вход в склад. — Оно ту т ,— тычет пальцем Геннадий Николаевич на зияющее отверстие двери,— наше метро... Правда? — подмаргивает он коренастому ненцу с ломом в руках. — Ме-етро-о! — довольно растягивая слово, повторяет ненец. Протискиваемся в проем. В лицо веет ляденящцм холодом вечной мерзлоты. Длинная штольня ведет вглубь. Прикасаюсь пальцами к шершавой поверхности стены. Она царапается , как зазубренный осколок чугуна, и скользит, впиваясь в кожу ледышками. Неверный свет лампочки выхватывает куски стен, отсвечива ющих подтеками свинцового тона. — Не метро, конечно ,— гудит в штольне голос Геннадия Николаевича,— оно нам ни к чему ,— вполне серьезно рассуждает прораб,— а морозильник — во! — как нужен! Я не вижу лица и фигуры Кирпичева, но чувствую, как он выразительным движением пальцев показывает — по горло, дескать, нужен колхозу морозильник. — Хорош буд ет ,— откликается следующий за нами бригадир забойщиков Яптик Хулпы .— Мо-ро-зильник! Это слово явно по душе Яптику Хулпе, недавнему рыбаку и оленеводу, сме нившему весла бударки и хорей на инструмент строителя. И он повторяет его с легким смешком, а стены эхом разносят: мо-розильник! — Бух-дзинь! Бух-дзинь, бух, бух! — обрушивается кувалда на конец креп кого металлического клина, вбиваемого в мерзлоту. Туго погружается он в грунт, окаменевший тысячи лет назад. — Поддается,— говорит Кирпичев переводящему дух забойщику. — Порядочек, — отвечает ненец. Поднатужившись, он выдергивает клин, вставляет другой, подлиннее, и снова рушит на него мощные удары кувалды. Наконец, грунт рассекает трещина, и на пол тяжелыми кусками отваливает ся промерзшая земля . Выбравшись из штольни, Геннадий Николаевич поправляет шапку и про должает прерванную мысль: — Развивается наш колхоз. Оленье поголовье множится. Мяса вдосталь, а хранить его негде. Уловы в летнюю путину где сберегать? Вот и решили ис пользовать природу... — Уникальный холодильник! — соглашаюсь с Кирпичевым.— Доброе дело! — Еще бы! Ни тебе газовых или, скажем , электрических установок. Ниче го не требуется. Мы прогуливаемся по улицам Яр-Сале. И ведем неторопливую беседу об этом удивительном поселке в Ямальской тундре. Четверть века назад здесь стояла одинокая избушка. До революции около нее велся торг с ненцами, продававши ми рыбу заезж ему приемщику. А в тридцатые годы начал создаваться посе лок культбазы. Позже здесь был создан и первый на Ямале колхоз. Годы про шли. Он вырос и окреп. Стал мощным хозяйством, где ненцы занимаются олене водством, рыболовством, разведением лис и песцов, получая прекрасные доходы. На окраине поселка у протоки, огибающей возвышенность,— бревенчатая избушка. А рядом с нею — чум. — Могикане,— роняет Кирпичев,— последние,— показывает он на вышед ших из чума женщин .— За чум по старинке уцепились. И ни в какую! А что? Б ез чума, брат, тут не проживешь. Каслать надо? Надо. Гони оленьи стада по тундре за сотни километров на зимовку, на летовку. Бревенчатый дом на нарты не поставишь. Вот и выходит — в чем экономика района и упирается...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2