Сибирские огни, 1961, № 7
Другие, урывая время отдыха, учатся- мастерству по животноводству на зоовет- курсах в колхозе. И открывая свою походную записную книжку, с удовольствием перечитываю полюбившуюся мне фразу Федора Кожевина: «Солнце Ям ала сильнее полярной ночи». Говорили мы о том, как неузнаваемо изменилась жизнь людей Заполярья. — Солнце Ямала сильнее ночи, — повторил Федор Серапионович и вни мательно посмотрел мне в глаза, чтобы убедиться, правильно ли я его понял. Да, Федор Серапионович, я понял! Г л а в а в о с ьм а я Ветер дует с севера. Встречь течению. Обь — сердится. Волны сталкиваются, пляшут, толкают наш катерок то в один борт, то в другой. И вдруг неожиданно с силой бьют под корму. Тогда металлическое суденышко изо всех сил зарывается в пенящиеся гребни. И все-таки мы двигаемся. Давно скрылась Аксарка. Оста лись позади Талопугор, Горно-Казымск, Салемал. 'Часовая стрелка неспешно обходит циферблат наручных часов. Вот и Пуйко промаячил мимо — неболь шой поселок, окруженный водой со всех сторон. Об этом поселке можно было бы написать многое. Он, как и Харсаим, как и многие другие поселки в ямало-ненецких тундрах, вырос только в последние годы. На голом месте. И вырос так, как никогда раньше не вырастали в этих просто рах селения. Здесь, в Панаевске, где еще недавно стояло две-три ветхие избушки, я вспомнил свою встречу с Козоризом. Это было в Салехарде. Из-за маленького столика, сплошь забитого папками и справочниками, под нялся среднего роста худощавый мужчина. Он поправил тонкую ученическую ручку в чернильнице-непроливашке и после этого отрекомендовался: — Николай Иванович! — и, уже сев за стол и придвинув какой-то справоч ник, добавил: — Начальник отдела окрисполкома по строительству в колхозах.... Я назвал себя. — Саво! — что значит: хорошо! — по ненецки заметил Козориз, видимо, для того, чтобы подчеркнуть свою близость к коренным северянам . Но в произноше нии этого слова, как и многих других, на русском язы ке явно чувствовался чи стейший украинец . Так и оказалось. В Заполярье Николай Иванович приехал несколько лет назад после окончания во Львове учебного заведения. Строил до рогу, а потом, порешив остаться на Ямале, занялся строительством в ненецких колхозах. — На это дело государство денег не жалеет ,— твердо сказал Козориз.— Не-е! В сем году одной ссуды дано 6 5 0 тысяч рублей. Стройся за милую душу. — Около тысячи кочевников перешли на оседлость,— рассказывал он .— Это означает, что ненцы покидают чумы. В домах жить начинают. По-культур ному! — Что значит по-культурному? — спросил он, хотя я и не задавал вопро с а .— В домах появилось электричество, радиоточки, пожелаешь — приемники. Опять-таки поселки выросли. А в поселках больницы, клубы, детские ясли, шко лы. З а семыричку, за семилетку,— поправился он,— 773 семьи намичино пере вести из чумив у дома. Р ассказы в ая о строительстве в колхозах, о том, что в Яр-Сале построен меж колхозный интернат, что такие же интернаты созданы в селе Тазовское, в Новом Порту, что выросли новые поселки — Харсаим, Белоярск, Тибей-Сале, Ярайка, Николай Иванович увлекся и, перестав следить за собою, сыпал уже не отдель ные слова по-украински, а целые ф ра зы и даже ненецкие слова, которые он про износил не без удовольствия, звучали почти по-украински. Помнится, выслушав Козориза, я ответил его любимым: 11 «Сибирские огни» № 7.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2