Сибирские огни, 1961, № 7
«Нет, за свое! — думала .— «Ты комсомолка!..» — вспоминала слова пред седателя .-— На тебя девчата посмотрят...» И хотя было очень трудно, делала вид, что ничего, работала, напевая. Но насколько хватит сил у человека? Заметили: не та Люба Хатанзеева, не стало слышно ее песен. И не до улыбок при встрече. Идет и з коровника поздно вечером — еле ноги волочит. Войдет в избу, только до постели доберется и ва лится в тяжелом сне. Не многие знали: и ночи проводила Люба в коровнике. Когда заболеет корова, бежит к ветеринару в поселок, ночью ли, на рассвете^ ли... Иногда появлялась трусливая мыслишка: бросить ферму, пойти, как все. на другие работы, мало ли их в колхозе, всюду руки нужны. Но Любаотгоняла, эту мысль. И, похудевшая, молчаливая, продолжала возиться в коровнике с рас света до полуночи. Никто из самых близких не заметил, что у веселой, всегда готовой на шутку и чуточку легкомысленной девушки была одна неприметная черта — настойчивость. Если уж решилась — значит, не отступит. И не отсту пила. Федор Серапионович Кожевин в этом убедился через несколько дней. Как-то пришла к нему Люба Хатанзеева и сразу с порога: — Нужно отремонтировать коровник! Холодно коровкам. О себе промолчала, хотя из всех щелей коровника несло холодом, враз дубели пальцы. — Сделаем, Люба! Надо сделать ,— машинально ответил Кожевин, озабо ченный другими делами. — Сегодня, сейчас нужно ремонтировать! — настойчиво повторила Хатан зеева. И присела на табуретку, в упор посмотрев на председателя сердитым взглядом. Кожевин понял: не уйдет, пока своего не добьется. Вместе с Хатанзе- евой отправился на ферму. Через пару часов в коровнике застучали топоры. А ненки, потеряв интерес к коровам, старались подальше обходить ферму. Она теперь была местом наказания: не справился кто-нибудь с работой, проявил недисциплинированность — посылают в коровник для исправления. — На гауптвахту! — кивнув на коровник, с иронией заметил недавно от служивший солдатский срок один из парней. — Туды, на губу! Так и получалось: сегодня однц люди ходят за буренками, завтра — другие, послезавтра — третьи. Никто ни за что не отвечает. Приходят на ферму, как для отбытия наказания. Совсем плохо стало. Летом ещ е куда ни шло, а зимой уже не до удоев... Только бы сохранить коров. В ту зиму, когда перепугавшийся работы на ферме бежал в тундру Афана сий Неркаги, бригадир Борис Остертак и вовсе отчаялся. С тяжелой думой си дел он за столиком, обхватив руками голову. За окном подвывала пурга. Колкие снежинки дробно царапались о стекла окон. «Не дотянуть до весны, — думал Бо рис, — пропадут коровы...» «Эх, надо бы остаться связистом, — подумал и тя жело вздохнул. — Ладно, — он поднялся с табуретки, — вздохами не помо жешь, надо что-то делать!» Повернулся к двери и удивился: перед ним Люба Хатанзеева . Не услышал он, как вошла в комнату. — Чего тебе? — нахмурился Бврис, потянувшись з а папкой. — Сам знаю... — начал он, полагая, что сейчас Хатанзеева снова начнет требовать что- нибудь для коровника. — Не знаешь! — выпалила Люба таким неожиданно звонким и веселым го лосом, что Остертак удивился. — Нина Пандо захотела стать дояркой! Пана и Клава Талеевы придут. Председатель с ними разговаривал... Ксения Падаранха- сова — на молоканку и телятницей будет... Столько отказов слышал Борис Остертак работать на ферме, что даже опе шил, ушам своим не поверил. И совсем уж некстати, сдерживая себя, бухнул:. — Н а ферму? С чего бы это? Потом спохватился:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2