Сибирские огни, 1961, № 7

тундре быстрокрылая нарта. Вперегонки с ветром. Забиваются снежинки под ка­ пюшон, впиваются в щеки. Покалывают. Прикрылся рукавом и, вздрогнув,— про- -снулся. Ж арким дыханием пыхнуло в лицо — рядом собака. В глаза заглядыва­ ет. Язык вывалила... Костер побурел. Сизые налеты легли на таловые ветки. Нет-нет да пробежит по ним красноватый, слабенький огонек угасающего пламе­ ни. З а шкурами чума царапается легкий ветерок. Встал Афанасий, с хрустом потянулся. Подбросил тальника в костер. При­ поднял тяж елый полог. Вышел из чума. Опалил щеки морозный воздух, напом­ нил: зовет далекая дорога! Улыбнулся своим мыслям и решительно шагнул на мороз. И вот уж е не во сне, наяву гортанно вскрикнул на оленей, взмахнул хореем. Скрипнули нарты. Качнулись на кочках. И понеслись. Быстро растаяли в темени одинокие чумы. Сидит на нартах Афанасий Неркаги. Думу думает. О том, что думает, на­ певает. То тихо, про себя, то громко — пусть слушает заснеженный простор. Едет Афанасий Неркаги в Аксарку. Ж дет его жена Татьяна. Соскучился он по доче­ ри с хорошим именем Людмила. Неситесь, олешки, быстрее ветра неситесь! Ско­ ро Афанасий Неркаги новым делом займется. Будет ходить з а коровками. Пер­ вым человеком станет на ферме. Большой почет придет к Афанасию Неркаги. Уважаемым человеком станет Афанасий. День прошел. Второй день убежал. Третий скрылся в полярной ночи. Четвер­ тый и пятый остались в покинутых далях . Переночует Афанасий в «куропачьем чуме». Передохнут олешки. И снова бежит дорога. И поет песню Афанасий Н ер­ каги. О том, что думает, о том, что видит. Коротает пес?ня время. Бесконеч­ ная, как тундра. И однотонная, как мелодия полозьев. На исходе второй недели оборвалась тундра тальниковым берегом Оби, ма­ нящими огоньками поселка. Стишили олени бег. Остановились. Приподнимая влажные, заиндевевшие морды, широко раздувая трепетные бока, внюхиваются в морозный в о з д у х— ловят .приятные запахи дымков. Афанасий сошел с нарт. Поправил поклажу , затянул ремни. Сбросил капюшон и, присев, оттолкнулся свисающей с нарт ногой. Сдерживая порыв, неспешно одолел реку. Также не­ спешно проехал по улице поселка к своему дому. С клубами морозного воздуха втиснулся в дверь. Оглянулся — никто не встречает. Засопел от обиды. Сбросил малицу. Присел на лавку . А тут — Тать­ яна . Ничего не сказал ей. И она молчит. Только лукавые и радостные искорки метнулись в узких глазах. Постояла, так, ожидая, что скажет Афанасий. А что -ему говорить? Приехал, мол, сама видишь. Значит и говорить нечего. Только позже, после стакана молока, которым завершился обед, разговорился. Собствен­ но, говорила она. Афанасий молчал. А Татьяна рассказывала такое про ферму д а про коров, про удои и про новые порядки на скотном дворе, что еле-еле до­ ждался утра Афанасий и сразу отправился на ферму. — Водовозом становись,— не дожидаясь расспросов, предложил Борис Отертак.— Бочку на телегу и — тащи! — Так и прижился, п аря ,— заметил, беседуя со мной вечером, Афанасий Неркаги .— Маленько понимать стал: ферма в колхозе — шибко хорошо. Моло­ ко ненцы имеют, масло. Шибко хорошо, паря ,— добавил он, набивая махоркой трубочку. — Бабы — начальники!..— прикурив, пыхнул он дымком. — Любку Хатанзееву знаешь? — спросил вдруг Афанасий, обволакиваясь сизым дымом .— Старшей дояркой баба! — К акая же она баба, Афанасий ,— заметил я приятелю ,— девушка, года двадцать три ей, не болыпе1 И представил Любу Хатанзееву, молоденькую ненку с широким открытым .лицом, бойкую и веселую, с чуть раскосыми глазами. — А Панку Талаеву? .— Знаю!