Сибирские огни, 1961, № 7

Слово за слово, и председатель колхоза, человек, всю свою жизнь провед­ ший в Заполярье и почти три десятка лет в Аксарке, принимавший участие в ее стройке, все более и более оживляясь, рассказывает о своем хозяйстве. — Мы и рыбачим, и оленеводством занимаемся, и охотой, и животновод­ ством, и полеводством,— перечисляет Федор Серапионович.— А колхоз наш, как это называется ...— медлит он, подыскивая нужное слово ,— всенародный значит, нет-нет, интернациональный. Все мы тут вместе. Ненцы — члены колхо­ за, русские есть, коми... Я сам — коми,— тычет себя в грудь заскорузлым паль­ цем Кожевин,— ханты есть. Хинконен Эйна — финн, здорово рыбачит! Но ры­ балка для нас дело такое, обычное, что ли... Как охота или, скажем, оленеводство. А вот что свою картошку выращиваем, капусту , да пока навоз горой — огурцы, помидоры свои имеем, ну, овес для лошадей — это да-а! — тянет Кожевин, и его остренькое лицо расплывается в улыбке, отчего на темных скулах вырисовывает­ ся сеточка морщин. Вывернувшееся из-за крыши солнце заглядывает в немытое, запыленное ок­ но. Робкий лучик расплывается в углу стекла желтым пятнышком. И тревожит большую муху. Она с пронзительным жужжанием мечется, пытаясь вырваться из комнаты, бьется о стекло. — Во-он там ,— смахнув муху, показывает Кожевин рукой за окно ,— види­ те? То — теплицы. 160 квадратных метров! И 180 парниковых рам имеем. Кар­ тошку, капусту, овес выращиваем в открытом грунте — 19 гектаров тракторным плугом распахали! Я представляю себе человека, которому никогда не приводилось бывать в Заполярье. Ну, чему радоваться, подумает он, 19 гектаров распахивают, тоже мне цифра! Но тот, кто хоть раз побывает в тундре, поймет: великую радость и гордость приносит человеку сознание победы над ее суровостью. Вот ведь — ле­ жала буроватая, с чуть приметной прозеленью моховая кочковатая земля. На ней и березка-то не вырастает в стройное дерево. Но приходит сюда человек. И бе­ рется за дело. Он вступает в борьбу с суровой природой открыто и мужественно, не жалеет сил, времени, труда. И не сразу , ой, не сразу добивается победы. Тун­ дровая земля, обласканная и взлелеянная трудом, ложится под плугом пластами, вскармливается удобрениями и благодарит человека зелеными ростками злаков, увесистыми картофельными клубнями, тугими и скрипучими кочанами капусты. И это в местах, где бушуют вьюги и долгими месяцами — непроглядная поляр ная ночь... — Познакомьтесь, наш первый помидорник,— произносит Кожевин, обер­ нувшись к распахнутой двери,—и огуречник,— добавляет он с улыбкой,— Егор Петрович Салиндер... Вошедший протягивает руку, такую же коричневую, как и его скуластое лицо. Усмехнулся одними глазами, а в них — настороженность и любопытство. Мы знакомимся. Пока Кожевин проводит совещание с бригадирами и заведующими ферма­ ми, я присматриваюсь к Егору Салиндеру, севшему в уголок, около шкафа. Он молод. Ему где-то около двадцати четырех лет. Не больше. Но выглядит старше. Может быть, потому, что одет несколько громоздко: в крепкую ватную стеганку, в высокие резиновые сапоги, а шею обвивает темно-серый шарф , оттеняющий крупное скуластое лицо. После совещания мы идем к парникам по вьющейся к распадку тропе, влаж­ ной и скользкой. В разговоре с Егором Салиндером, рассудительном и сдержан­ ном, улавливаешь типичные черты коренного северянина, не любителя длинных разговоров. Что я знаю о Егоре Салиндере? То, например, что случись ему получать паспорт, затруднительно будет сделать запись о месте рождения. Представьте себе мрачную оконечность Полярного Урала. Тут уже стелется глухая Байдарац- кая тундра. И высится над ней средь многих других гора Минисей. Хотя геогра­ фам неведом Минисейский край, но местность в районе этой горы ненцы называют