Сибирские огни, 1961, № 7

тундра приглажена, что тебе скатерть. И не разберешь, где небо, а где тундра. Сказано: одна красота. Ну и поехали в Яптик-Сале картину крутить. — Не без этого, конечно,— подтвердил Семен Аверкиевич,— без «куро­ пачьего чума» и тундра не тундра. А опять-таки — не то теперь, что было. Что раньше на Ямале знали? Рыбу и оленину. А теперь? Коровы есть, молочком ба­ луемся, в парниках и рамах — огурчики, помидоры. Картошку в ближайшие тундры издалека не везут . Свою имеют. И в Аксарке, и в Яр-Сале... — Я, парень, самого Дмитрия Мартемьяныча Чубынина знал , — вступил в разговор дотоле молчавший рыбак из Пуйко. — В тридцатых годах первым у нас тут, в Заполярье , морковочку вырастил, и редиску, и лук, и укроп. Капусту выращивал, салат, щавель, не гляди, что на тундровой земле!.. Ячмень сеял и урожай получал. Большой был человек, Дмитрий Мартемьянович!.. Да, выходит перед человеком ничто не устоит. И тундра отступает... Катер покачивало на волнах. Гулкое эхо ударов о борта отдавалось в каюте. А сдружившиеся Горин и Семен Аверкиевич все разговаривали и разговаривали. О картинах, которые показывают ненцам в самых далеких местах, о видах на лов, о промысле песца, о новых чумах, которые придумали в Яр-Сале, о многом другом, интересующем северян . И в этом разговоре чувствовалось: идет катер в низовьях Оби, идет в Заполярье , ибо нигде в другом месте не станут попутчики разговари­ вать о том, например, почему нынче неурожай на песца, почему лемминга стало меньше. И почему, глядишь, он через зиму снова появляется. Под мерный рокот дизелей, под плавное покачивание катера я уснул, при­ корнув в уголке, где навалом лежали мешки и сети. И снился мне в обрывках сон... Виделось, как несутся нарты по тундре, а навстречу им, разбрасывая искры, огромный паровозище, в клубах дыма, к отсветах пламени... Так ведь пришел же паровоз в тундру. Вон, на той стороне Оби, раскидалась станция Лабытнанги. Гудки паровозов и рожки стрелочников давно разбудили тундровую тишину. Проснулся и я от громких криков и суматохи. С перерывами грохотали ди­ зели, плюхалась в борта легкая волна. Мерцали на стекле иллюминатора ловкие солнечные зайчики. Я вышел на палубу. Прямо перед катером высилась обрывистая гора с уходящей вверх узкой дорогой. Справа и слева от нее — деревянные домики. А чуть в сторону, на взгорье — конус одинокого чума... Катер притиснулся к плашкоуту, загружаемому рыбой. Стихли дизели. — Вот л А ксарка , — заметил Семен Аверкиевич. — Вы сходите? А мы дальше. Я простился с попутчиками. Закинул рюкзак на плечо, поправил сползаю­ щий фотоаппарат и по мосткам сошел на берег. Оглянулся. И здесь широченная Обь. На левом ее берегу, в дымчатом мареве — низкая тундра. Чуть приметный тальник. А здесь — гористый берег. Одинокие деревца без листвы. Воздух напо­ ен запахом рыбы, тины, просмоленных бочек и особым, едва уловимым запахом тундры, какого нет в других местах, а только здесь, в А ксарке — ьрупном поселении за полярным кругом. Г л а в а ч е т в е р т а я Иди по тундре долгими часами или несись на вертких нартах по ее засне­ женному безбрежью ... Тарахти на моторке по отчаянно плутающим речкам или, прильнув к мутному стеклу самолета, смотри, как бежит и бежит по буроватой земле его крылатая тень... Всегда будет трепетное ощущение величавой мудрости этих просторов. Ямальская тундра... Стелется она и вдаль , и вширь, сливаясь с небоскло­ ном. Для непосвященного — однообразная и неприютная, для знающего ее — полная неброских, но выразительных примет.