Сибирские огни, 1961, № 7

— Будем здоровы! — произносит он, поднося к иллюминатору граненый стакан с хлюпающей от качки жидкостью, и, внимательно рассмотрев ее на све­ ту, крякнув , выпивает. — Вот вы давеча, — начинает Семен Аверкиевич, закусывая нельмой, — сказывали, как перед человеком Север отступает. Не знаю чи это правильно, чи не правильно, а только того северу, которого мы тут, старожилы , хлебнули, то­ го северу нету!..— развел он руками, и мне показалось, что в последних его словах прозвучали нотки горького сожаления. — Да-а, — протянул Семен Аверкиевич, — не тот теперь Север!.. — Загнул , папаша, — заметил с легкой улыбкой другой попутчик, р а зъ ­ ездной киномеханик Евгений Иосифович Горин. — Полярный круг не передви­ нешь, а Север, значит, завсегда Севером останется... Тут понимать надо!.. — Понимать, понимать,— сердито пробурчал ры б ак ,— много ты пони­ маешь... Под стол пешком хаживал, когда я весь вкус тундры узнал. Говорю те­ бе, — потянулся было к бутылке Семен Аверкиевич, но, не налив в стакан «бо­ жественного напитка», как-то порывисто запрятал ее в мешок, — не тот север! Селехард на полярном круге? На полярном. Так это ж только числится теперь , по привычке. Какой же это полярный круг, когда там свои овощи, помидоры вся­ кие, огурчики, картофелька? Вот, помню, приехали мы в тридцать первом — шаром покати. Ну, рыбы — вдоволь, мяса всякого — ешь — не хочу. От цинга одной кровью оленя и спасались. А теперь цинги нету — исчезла! Потому север не тот... — Сам-то давно в наших краях? — несколько примирительно спросил он Горина, — наездом, чи постоянно на прожительство прибыл? — в хитро сощу­ ренных блеклых глазах метнулись лукавые огоньки. — Считай, Аверкиевич, что есть он самый настоящий здешний, — заметил рыбак из Пуйко, едущий с нами до Аксарки. — Киномеханик он. — Прижился, — сказал Горин с легкой картавинкой, — на второй десяток жизни тут пошло... — Ум гу ,— понимающе кивнул Семен Аверкиевич,— и тундру, выходит, знаешь... — Маленько знаю... На ямальской культбазе работал, в Новом Порту, на Каменном мысу, живал в Яптик-Сале. Ну, тут недалеко, в Салемале, долго был... — Так бы и сказал сразу, — уже совсем примирительно заметил Семен Аверкиевич, потянувшись к мешку. — Порассуждаем, — произнес он свое обычное и, налив полстакана спирта, протянул его Горину. — С ^ем и будем здоровы! — Значит, картины крутишь, так как, — заговорил рыбак, выждав, пока Горин закусит нельмой ,— хорошее дело... И вишь, что не та тундра теперича, что была... Верно говорю? — Нонешней зимой,— вдруг вспомнил Горин,— в феврале, привелось мне из культбазы в Яптик-Сале ехать. Кинокартину пускать. От культбазы — рукой подать, километров двести пятьдесят, больше не будет. Пегода ничего. Маленько пасмурно, а тихо. Иван Тадиба с братом Василием нарты снарядили. Ну, сели и — давай, пошел! Понеслись олешки. Нарты пошвыривает. Снегу-то немного, на кочках подкидывает. Потеплело маленько. Укачало меня. Крепко задремал. — Подбавь маленько, — щелкнул Горин ногтем по бутылке. — Дремлю, значит, и чую: легонько так посвистывает, — продолжал он, глотнув из стакана бледно-синеватой жидкости. — Высунул нос из малицы — течет снежок по тундре... Небо потемнело. Олешки не прытко идут, сбоку набок кидаются. А ветер все крепче. Откуда ни глянешь — понесло снегом, закрути­ ло, света белого не видать. Одна полная сумрачность. Олешки на снег, потому такой ветрище — с ног валит. Ну, известное дело, нарты боком — спеши, копай яму — и, — заваливайся. Так вот четверо суток, пока буран свирепствовал, в «куропачьем чуме» и прожили... А стихло — враз, как началось. Вылезли —