Сибирские огни, 1961, № 7
Уже вечер. Где-то в Тобольске, в Новосибирске сейчас темень, а здесь... Будто радуясь просторам, над которыми есть где разгуляться, солнце не хочег надолго прятаться за горизонт. Оно неспешно приседает за синие вершины Пахта- Хоя, долго пылает медленно тускнеющей зарей н, только чуть передохнув, снова; вползает на небо, разгоняя белесое сумеречье несбывшейся ночи. Вот уже больше месяца гуляет над Обдорией солнце. И еще несколько не дель ему, доброму, ласковому, кружить над тундрой. Не будет настоящих вече ров и ночей. Я гляж у на подернутые нежным маревом далекие вершины Пахта- Хоя, на пожар короткого заката над синими вершинами далеких гор... Какая величественная волнующая красота! Пожалуй, только здесь, в эти часы по-на стоящему воспринимаешь удивительную силу пушкинских строк: И, не пуская тьму ночную На золотые небеса, Одна заря сменить другую Спешит, дав ночи полчаса. Г л а в а т р е т ь я — Пойдемте в каюту, порассуждаем! — трогает меня за рукав один из по путчиков, мужчина в плотнейшем брезентовом комбинезоне.— Чего тут глазеть? Вода и есть вода! — машет он рукой на бушующую Обь. За два дня я хорошо присмотрелся к Семену Аверкиевичу, так зовут мо его попутчика. Человек он интересный и знающий. Но послушаешь его — все на Севере не так и не то. Вообще-то любит он Заполярье, очень любит. Однако, как и все северяне, не станет открыто выраж ать свои чувства. Наоборот, будет скрывать их за напускным равнодушием, и даже пренебрежении. Семен Авер- киевич не станет делить с вами восхищения летними зорями, не выскажется по поводу волнующего величия Оби. Свою любовь к Северу он хранит в себе. И неспроста, заявившись в Заполярье откуда-то из-под Калуги, он остался здесь на всю жизнь. Случилось, правда, после войны пожить в родных местах, да не долго. «Всего пять месяцев выдержал» , — с ухмылкой пояснял Семен Аверки- евич. «Не тот климат , — втолковывал он брату, уговаривавшему не покидать калужскую землю, — у меня тут каш ель появился и хрипотца, — показывал на горло, — так что махну на Ямал»... И махнул. Собрал пожитки. Ж ена и дети, а их было трое, быстренько при готовились к дальней дороге. Через три недели семейство оказалбсь в Гыде. Пожил там Семен Аверкиевич две зимы, а потом перебрался в Новый Порт. Здесь и рыбачит. — А с кашлем что? — поинтересовался я, выслушав неспешный рассказ о том, как «мытарился человек без тундры» . — Как рукой сняло! — с полной серьезностью ответил Семен Аверкие вич. — Тут же климат здоровый! — и, помедлив, добавил: — Для здоровых лю дей, конечно... Хлюпикам тут не пробиться... Так оно выходит... Давайте прися дем и порассуждаем?.. С этими словами, как я заметил, Семен Аверкиевич обычно достает некое подобие рюкзака — брезентовый мешок, выбеленный дождями так , что не уз нать его настоящего цвета, недолго копошится в Нем, выкладывая на стол ку сище пахнущей дымом нельмы, крепко выпеченный хлебный каравай и обяза тельно бутылку спирта. — Питьевой, — пощелкав пальцем по этикетке, говорит при этом Семен Аверкиевич, — Божественный напиток! — добавляет он многозначительно. Вот и сейчас, только спустились мы в каюту, как старый рыбак незамед лительно извлек брезентовый мешок, а оттуда, как обычно, свои припасы...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2