Сибирские огни, 1961, № 7
оружейный ум, женщины, которую Эрнест Рэзерфорд называл своей пра вой рукой, своей «Ариадной»... Алексей Максимович указал глазами на холл коттеджа, откуда про должали доноситься звуки григовских мелодий и вспыхивали время от времени отсветы каминного огня: — Донт...— глухо промолвил он на том же условном жаргоне. Мисс Гарриет кивнула: — Ай си... Понимаю. Вы не хотите, чтоб они знали... Но помолчав, сказала: — Стилл, ю мает энтер! (Однако, вы должны войти). С людьми вам< будет легче переносить ваше горе... Он послушался этого совета и вошел вместе с мисс Гарриет в холл,, где все продолжало идти своим чередом. Никто не придал особенного значения ни его запозданию к ужину, ни его позднему появлению у камина. Случалось ему и раньше настолько увлекаться работой, что иной; раз и обед и ужин проходили без него... Все уже разошлись, даже Николай Евгеньевич отправился, наконец, спать, а Горький все сидел в этот вечер у полупотухшего камина, изредка; перебрасываясь все такими же условными, упрощенно английскими фра зами с не покидавшей его мисс Гарриет Брукс. — Сколько детей у вас? — спросила мисс Брукс. — Было двое...,— пояснил Алексей Максимович с помощью паль цев.— Ту... А теперь... нау—уан... — Кто остался: бой ор герл? — Бой... — Хиз нэйм? (Его имя?) — Максим... — Ай си... (Понимаю),—задумчиво сказала мисс Гарриет и сложи ла вместе две ладони.— Ю мает эдд... (Нужно иметь еще...) Алексей Максимович невольно покачал головой. — Иметь, чтоб терять... Это — страшно... Мисс Брукс задумчиво возразила: — Иметь дитя — неизмеримо отрадней, нежели знать имена всех, звезд неба, всех бесконечно малых частиц внутри атома... И опять они поняли друг друга. Это был язык горя, скорби, и к тому же — собеседницей была жен щина. А кому как не женщине и понимать, и применять этот извечный не многословный язык? Горький даже и не подозревал, какое влияние, возможно, оказала его драма и вся эта ночная беседа на дальнейшую судьбу соратницы ве ликого Рэзерфорда, хотя уже тогда звучали новые для самой мисс Гар риет нотки в ее разговоре с Алексеем Максимовичем. — Ай хэв но чилдрен... Нон...— с легчайшим оттенком тоскливого со жаления повторила несколько раз мисс Брукс. (А у меня и совсем нет детей... Никого...) И может быть, эта беседа лишила американскую науку своей соб ственной Марии Кюри. В ближайший же год мисс Гарриет Брукс вышла замуж, стала миссис Питчер, отошла от активных занятий наукой. А когда через несколько лет переехавший из Канады в Англию Рэ зерфорд вновь отыскал ее в Америке, она была уже заботливой, востор женной матерью троих детей. Горькому она писала на Капри, что счастлива этой переменой в ее судьбе: «Я не совсем бросила науку, разумеется... Но я уже не считаю науку главным в моей жизни. Кроме того, меня страшат колоссальные успехи.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2