Сибирские огни, 1961, № 7
ми и прочим, а мисс Гарриет Брукс — одна из крестных матерей Атомно го Века — с помощью Алексея Максимовича или свободного от наряда члена «артели» готовила артельные обеды... Время от времени она изумлялась поварским способностям и сно ровке русского гостя в обращении с кухонными предметами: ■— Просто удивительно, мистер Горький, где вы так наторели в ку линарии? — Да был когда-то подручным повара на волжском пароходе, мисс Брукс... Но мне кажется, что можно и вашим способностям в этой обла сти удивляться! Вы — человек науки, профессор, американская Мария Кюри, и так ловко управляетесь с картошкой и луком, даже щи варить умеете! Мисс Брукс добродушно улыбалась: — Пора вам усвоить девиз Америки, мистер Горький, каждый че ловек должен уметь делать все для себя и нечто для общества! — А может быть, правильнее было бы все же наоборот: кое-что для себя и все для общества? — тоже улыбался в усы Горький. В день известия о смерти дочери Алексей Максимович поздно вер нулся домой. Его товарищи сидели возле камина, и ничего не подозревавший Ни колай Евгеньевич Буренин с обычной проникновенностью и теплотой иг рал григовскую «Колыбельную»... Августовское вечернее небо, уже довольно темное, неярко искрилось звездами, а в холле коттеджа, кроме оранжевого огня камина, горело лишь несколько свечей, вставленных в канделябр возле рояля. Не хватало силы войти в холл. Алексей Максимович прислонился к притолоке широкой входной двери и невольно прикрыл рукой глаза. Мисс Брукс заметила его приход и ощутила, как видно, что-то не ладное. Она незаметно поднялась со своего низкого табурета и скользну ла к выходу: — Сэм бед? — задала она вопрос, значение которого Алексей Макси мович уже хорошо знал и даже шутливо переводил по-русски— «Семь бед»... На самом же деле, на уже сложившемся между «хуторянами» анг ло-русском воляпюке это означало — «что-нибудь плохое». Горький только ниже опустил голову, как бы молчаливо подтверж дая: «да, не все хорошо»... Мисс Гарриет подтолкнула Алексея Максимовича в темноту и нача ла расспрашивать, используя весь запас этого, образовавшегося в их бы ту, условно упрощенного жаргона: — Уот? Плийз... Сэй... Не удержался Алексей Максимович, не захотел противостоять извеч ной потребности человека — поделиться горестью с кем-нибудь из ближних... На том же самом, условно-домашнем говоре, которым уж не раз слу чалось пользоваться, он пробормотал: — До-тер... май до-тер... (Дочь... Моя дочь...) И показал на землю. Все стало предельно понятно... Мисс Брукс прикоснулась к руке Алексея Максимовича, произнесла мягко и протяжно: — Оу, мистер Горький!.. И в этот миг снова брызнули из-под тяжелых, угрюмо нависших век Алексея Максимовича неудержимые слезы. Поползли, будя какие-то давно забытые обиды жизни— вспышки гнева и ярости, гасимые именно слезами, далеко-далеко в детстве... Невольно он сжал руку этой смешноватой, но доброй сердцем аме риканки, соединявшей в себе теплую душевность и большой научно-во-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2