Сибирские огни, 1961, № 7
Он долго и крепко жал Алексею Максимовичу руку, вглядывался в лицо и глаза, как бы стремясь понадежней запомнить... — Я собираюсь уезжать на родину, в Англию...— сказал он.— И мне было бы досадно уехать, не повидавшись с вами снова, дорогой рус ский коллега... Алексей Максимович был невольно польщен и растроган: — Я рад и счастлив слышать от вас это, мистер Уэллс... Было бы чудесно, если бы я мог принять вас не на чужбине, а в своей стране — в России... Вы как-то сказали, что просторы России как бы предназначены для разгула фантазии. Давайте, пофантазируем о нашей с вами встрече именно там, на просторах Приволжья или Сибири... Кстати, царское пра вительство как раз намечает сослать меня в Сибирь, и если вам вздумает ся туда приехать — мы с вами вместе сможем погулять по берегам Оби или Енисея... Уэллс улыбался: — Ю ар джекинг, мистер Горький... (Вы пошучиваете, Горький) ...Но я, действительно, буду теперь мечтать о поездке в Россию. Страна, породившая таких удивительных людей, как вы, как химик Менделеев, физик Лебедев, математик Лобачевский, заслуживает самого высокого уважения и интереса... Недаром мой французский коллега по научной фантастике — Жюль Верн связал с Россией целых три своих романа — «Михаил Строгое», «Цезарь Каскабель» и «Клодий Бомбарнак»... Все эти романы Жюля Верна были знакомы Алексею Максимовичу. Ему запомнилось, что во всех трех главнейшее место принадлежало Си бири, которая, видимо, и великому французскому писателю-фантасту на вевала творческое вдохновение! — Мы, фантасты, не имеем права идти проторенными путями, пов торять уже использованные тематические мотивы,— продолжал Герберт Уэллс.— Но я убежден, что и для меня еще немало найдется тем и сю жетов, которые могла бы мне подсказать фантастически колоссальная Россия... Между прочим — почему бы все же и вам, дорогой друг, не по пробовать свои силы в этом жанре? Алексей Максимович усмехнулся: — Я люблю фантазировать об установлении в России социализма,— ответил он.— Если эта фантазия осуществится у-меня на глазах,— все другие фантазии посыплются вслед за ней, как из рога изобилия... Я упо добляю социализм знаменитому рычагу Архимеда, при помощи которого он изъявлял готовность повернуть земной шар... — Маленькая поправка: а что вы мыслите, как точку опоры? — от ветно усмехнулся Уэллс. Горький нашелся: — Россия столь велика, что ее можно рассматривать, как целую обширную совокупность таких опорных точек... Ответ этот явно понравился Уэллсу. — Верно! Обширное математическое поле... И, возвращаясь к тако му гиганту математической мысли, как ваш Лобачевский, я допускаю су ществование «ультраполей», таких опорных резервов, которые пока еще вообще лежат за пределами нашего понимания, но в один прекрасный день станут реальным достоянием, человечества... Когда Горький сказал Уэллсу, что считает Лобачевского своим зем ляком, по духовной родине — Казани, великий английский романист очень обрадовался: — Надо сообщить об этом Рэзерфорду! — воскликнул он.— Это п о к л о н н и к Лобачевского, не меньший, чем я. И ему будет дорога каждая деталь из жизни этого великого человека, которую вы сможете ему со общить...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2