Сибирские огни, 1961, № 7
несчастья — «Гибралтар глупости», о котором говорил Марк Твен, был явно поколеблен! Сердца американцев были согреты и растроганы пылким и искрен ним голосом русского гостя... Поток благодарственных писем хлынул в га зеты, напечатавшие обращение Горького. Нью-Йорк снова встречал его овациями... Соединенная провокация агентов царя и агентов желтого дья вола провалилась... Марк Твен дал репортерам еще одно интервью, в котором заявил: — Мы будем продолжать оказывать Горькому те почести, которых он заслуживает, как за то, что он подарил мировой литературе, так и за его высокие человеческие качества... А жизнь, тем временем, шла своим чередом, происходили все новые и новые события... Из Финляндии была получена телеграмма от шедшего как раз в эти дни в Гельсингфорсе съезда Финской красной гвардии. Она гласила: «Посылаем глубокое сочувствие. Возмущены обращением американ ской буржуазии. Красная гвардия». Эта весточка, краткая, но воскресившая перед Алексеем Максимови чем все то хорошее, что он видел от передовых людей Финляндии за вре мя своего там пребывания, горячо взволновала его. Он даже отыскал своих милых хозяев — супругов Мартин, одну — на кухне, другого — в саду и показал им этот привет из далекой Финлян дии. — Вы только подумайте, миссис Мартин, они привыкли смотреть на русских, как на покорителей и угнетателей своих, а мне, русаку из руса ков, — нижегородцу, волгарю, посылают такое приветствие! До сердца меня проняло! Отзывчивая Престония Ивановна раскинула руки: — Что же в этом странного, мистер Горький! А мы, американцы, разве не будем тоже посылать вам всяческие приветствия, соболезнова ния и поздравления, если вы с нами расстанетесь! Вы — такой уж чело век, в родстве со всем миром! Тотчас же полетел в Финляндию ответ: «Гельсингфорс Дом Студентов Нюману-Куокку. Сердечно благода рю. Элякен (да здравствует) любимая Финляндия! Дружеский привет всем товарищам! Элякен дух человеческой свободы!» Американская демократическая печать продолжала пестреть круп ными заголовками: «Мы хотим видеть и слышать Максима Горького», «Прекратить выпады против русского гостя — посланника' народа», «Спасибо Горькому за сочувствие жертвам Фриско», «Максим Горький попал в осиное гнездо!» Алексей Максимович счел возможным выйти из своеобразного крат ковременного подполья. • Он дал согласие выступить на митинге в одном из самых больших залов Нью-Йорка — Сентрал-Пэлэйс, вмещавшем более пяти тысяч человек. Митинг был грандиозен даже и по американским масштабам. Не только до отказа был переполнен огромный зал, в здание было невоз можно войти! Даже прилегающие улицы были заполнены народом. У артистиче ского подъезда экипаж, в котором приехал Горький и его спутники, был сразу же окружен сотнями людей. Опять со всех сторон тянулись руки — всем хотелось обменяться с замечательным гостем рукопожатием, раз давались громкие возгласы: «Горький — хурра! Горький — гип-гип-хур- ра! Лонг лив Горький!»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2