Сибирские огни, 1961, № 7
Имелось такое подобие сада и у коттеджа Престонии Мартин и ее мужа: сирень, акация, бересклет, несколько лиственниц, парочка тисов... И как некое чудо — с другой стороны дома притаилась белостволь ная землячка-березка! Увидев ее, Алексей Максимович вздрогнул от неожиданной радости, спросил Джона Мартина: — Вами посажено это дерево, или оно было здесь до вас? — Дис берч? (Эта береза?) — в свою очередь удивился радостному изумлению Горького хозяин коттеджа.— О, это совсем не такая редкость на берегах Гудзона... Ее очень много в штате Нью-Йорк. Что же касает ся соседней с нами Канады — там есть просто громадные леса этой породы... Но Канада — Канадой, а то, что родная, дорогая сердцу береза ока залась во дворе нового американского пристанища Горького и его спут ников, весьма расположило сердце Алексея Максимовича к этому доми ку на Стэйтене, заставило совсем отказаться от желания вселиться в ка кую-нибудь из гостиниц Нью-Йорка. Было и еще одно соображение — здесь две отличные сторожевые со баки, способные отвадить не только назойливых репортеров, но, может быть, даже и более зловредных посетителей... Сразу вспомнился такой же гостеприимный домик Антона Павлови ча Чехова в Ялте, где не столь крупные, но голосистые собаки — белая Хина и коричневый Бром — тоже отбивали охоту бродить поблизости у незваных соглядатаев и слухачей... Джон Мартин был немногословен и добродушен и старался проявить в отношении своего заморского гостя как можно больше заботливости, даже — рыцарства! А жену его просто хотелось называть «Престонией Ивановной», что Горький и не преминул сделать... Как раз в эти дни США постигло страшное бедствие... В благословенной Калифорнии, в районе чудесного тихоокеанского города Сан-Франциско произошло сильное землетрясение. Оно продол жалось около часа, и за этот час погибли многие сотни зданий, тысячи людей... Множество улиц превратилось в груды развалин или выгорело при сопровождавшем землетрясение колоссальном пожаре... Вдобавок, все это случилось ночью! Чтобы обуздать бушующее неистовство пожара, местные власти с помощью военных частей взрывали целые кварталы на пути бешено рву щегося огня. Подробности бедствия были так ужасны, так ошеломительны, что даже привычная ко всему, цинично хладнокровная нью-йоркская печать не решалась приводить их полностью и сразу. Но и того, что попало в газеты, было достаточно, чтоб Алексей Мак симович Горький,— отбросив все текущие дела и заботы,— засел за об ращение к народу Америки по поводу постигшего его несчастья. Это был крик сердца, взрыв самых искренних эмоций и чувств. Начисто забыв о только что нанесенных ему в Нью-Йорке оскорбле ниях и обидах, Алексей Максимович вложил всю силу своего таланта в это соболезнование американской нации. Ободрить, утешить американ ского человека, получившего тяжкий удар по своему достоинству хозяина собственной земли,— захотелось ему! Горький снова и снова был возмущен сейчас за Человечество, все еще бессильное против загадочных и темных сил природы... Он писал: «Богатый, цветущий город разрушен, горит... Слепая стихийная сила подземной работы огня пожрала сотни жиз ней, одним ударом погасила живой блеск глаз, разрушила сотни зданий,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2