Сибирские огни, 1961, № 7

Он еще и шахтер. Въелся каменный уголь в щербатины пор. Он мазутом и маслом машинным пропах. Вкус железной руды у него на губах. Он — рабочий парняга. Гудит его бас надо всею страной. Вот какой он — Кузбасс! Вот таким он открылся мне вдруг поутру в трудный час на колючем, на снежном ветру. СНЫ Старый мастер спит и видит сны, что сыны его пришли с войны — три веселых, три плечистых парня материнские едят блины. А гудок за окнами поет, на работу раннюю зовет, все три парня надевают кепки и с отцом уходят на завод. Там большой инструментальный цех слушает сыновний добрый смех, разговор их, озорной и крепкий, и старик во сне счастливей всех. Ночь! Ты слышишь? Не буди отца. Пусть он сны досмотрит до конца. Три веселых, три плечистых парня тоже спят. На берегу Донца. Ходит ветер по степи чуть свет, обрывает молочая цвет, ничего им на ветру не снится — крепок сон по молодости лет. Только плещет о песок Донец, только где-то видит сны отец, только холодит им грудь и плечи в дальнем Руре отлитый свинец. ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ Нет, товарищи, тридцать восемь — это вовсе еще не осень, это лето в самом разгаре, это сердце и песни в ударе, это плечи в смуглом загаре... Это даже еще не август, это только конец июля — время самых широких радуг, время сладких последних ягод, время ливней в слепящем гуле... Это — злые июльские грозы, змеи-сполохи над лесами, это — солнце улыбок сквозь слезы и любовь пополам со слезами. Когда жадно смотришь и дышишь, когда самое тайное слышишь, когда все отдаешь без сдачи, полной мерою — не иначе... Славлю мудрые тридцать восемь женских лет, женских зим и весен — праздник сердца, конец июля, лето жизни, что так люблю я... г. Ст а ли нск .