Сибирские огни, 1961, № 6
уж о Чехове нечего и говорить... Я имел удовольствие от него самого слы шать, что он не имеет ничего общего с пессимистами! Марк Твен опять улыбнулся: — Возможно, что у нас с вами не совсем одинаковые представления о пессимизме и оптимизме... Я лично считаю самой оптимистической лите ратурой мира нашу—англо-саксонскую, англо-американскую... Где вы най- дете столько жизнерадостных, веселых книг, вселяющих интерес и вкус к* жизни... Кстати, насколько знакомы вы с нашей литературой, мистер Горький? Кого вы в ней любите? Только не называйте, пожалуйста, меня... Горький покачал головой: — Как я могу этого не сделать! За чтение ваших книг — а я прочел их все сплошь! — меня жестоко били хозяева, у которых я проходил так называемое «ученичество»... Но я стойко переносил эти побои, и готов снова им подвергнуться, если бы это потребовалось! Я учился и воспиты вался на ваших книгах, господин Твен! Марка Твена, по-видимому, убедила горячая искренность этих слов. Он благодарственно, хотя и с улыбкой, коснулся рукой сердца: — В таком случае, я должен признать, что вы действительно полу чили и либеральное, и демократическое воспитание! Но вы все же долж ны мне сказать, кого вы еще признаете из англо-американцев?.. — Шекспира и Байрона...— начал было Горький, но Марк Твен опять его прервал: — Теккерея, Диккенса, Бичер-Стоу...—проговорил он смешной скоро говоркой, пародируя школьника, отвечающего урок.— Нет, скажите, кого вы по-настоящему, дьявольски любите, дорогой мистер Горький! Из на ших, хотя бы? Американцев? — Эдгарда Поэ и Уолта Уитмэна...— решительно ответил Алексей Максимович, по-тогдашнему произнося эти имена.— Ну и Брет-Гарта, ра зумеется... Брет-Гарт близок мне почти так же, как и вы... Марк Твен удовлетворенно откинулся на спинку кресла. — Вы назвали правильные имена. Это и мои любимые соотечествен ники... Ну, а какую свою вещь вы считаете наилучшей? Горький подумал прежде чем ответить. — Боюсь, что она вам неизвестна, господин Твен... Она, кажется, не переведена на ваш язык... Это рассказ «Старуха Изергиль»... — Вы правы,— кивнул Твен.— Как раз этой-то вещи я и не читал, черт побери!.. Но зато читал все остальное, что только было возможно у нас раздобыть! Хорошо! Глава четвертая На вечеринке у издателя Гейлора Вилшайра, который одним из пер вых пригласил — вернее, просто затащил к себе Горького,— людей было значительно меньше, хотя жил Вилшайр достаточно широко, имел два этажа на 93-й авеню, чем-то напоминавшие московские особняки Саввы Морозова — с мраморной внутренней лестницей, с несколькими залами и гостиными... Вилшайр и вообще имел сходство с Саввой Морозовым, он не без гордости носил в Нью-Йорке кличку «миллионер-социалист», издавал много «левой» литературы, в том числе и книги Горького, щедро жертво вал в «социальные фонды»... Среди совершенно уже избранного общества хозяин подвел Алексея Максимовича к несколько флегматичному, плотному, чуть выше среднего роста человеку, со слегка отвисающими — по-украински — усами.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2